Вновь испуганный крик и хлопанье крыльев. Подкравшись, он забыл о своих кровожадных намерениях перед удивительным зрелищем.

Тетерка, ощетинившись, откинулась назад и, выставив вперед когти, отчаянно вертелась, защищая гнездо. Старалась помешать ужу схватить яйца.

Ужа нисколько не смущали ни крики, ни удары когтями и клювом. Он быстро двигался вокруг несчастной, не спуская с нее глаз. Утомленная тетерка ослабевала, взгляд змеиных глаз, холодных и тусклых, гипнотизировал ее. Змея кружилась все ближе, все быстрее. Измученная, истомленная птица вдруг упала навзничь, словно в каталептическом припадке.

Уж проворно вполз в гнездо — то была простая ямка в земле — схватил одно яйцо, разбил зубами, съел с видимым наслаждением желток, потом принялся за другое, третье, не обращая внимания на тихо подошедшего Фрике.

— Приятного аппетита, красавец мой, — сказал парижанин, — а я тем временем овладею нашей курочкой, не истратив ни одной дробинки.

Но он ошибся в расчетах.

Тетерка, избавившись от гипнотизировавшего ее змеиного взгляда, пришла в себя. Увидав, что кто-то осмелился подойти и протягивает к ней руку, чтобы схватить за шею, пришла в ярость и с бешенством наседки, защищающей птенцов, набросилась на врага, жестоко исцарапав ему руки и едва не выклевав глаз.

Не имея ни малейшей возможности пустить в дело ружье, так как наседка была слишком близко, не зная, чем и как защититься от ее когтей и клюва, Фрике развернулся и побежал к своим спутникам, прыская со смеху.

Насытившийся уж полз за ним следом на свист хозяина.

— Что случилось? — спросил Андре, не понимавший причины этого странного бегства.

— Ничего не случилось. Бешеная тетерка, вот и все. Вы видели, как большие собаки убегают от наседки с цыплятами?

— Видел.

— Вообразите себе десятифунтовую курицу, прыгающую на лицо, царапающуюся, клюющуюся — словом, разъяренный зверь, да и только. Я чуть глаза не лишился. Ей-богу, тигр не так страшен.

— Что же ты теперь будешь делать?

— Да ничего. Я бы мог вернуться и пристрелить ее, но за необычайное мужество она заслуживает пощады. Пусть живет. Во всяком случае, я очень рад, что познакомился с этим стариком-фокусником, и надолго запомню «легавого ужа». А когда мы будем рассказывать об этом в Европе, нам никто не поверит.

Дурное настроение лоцмана. — Жертвоприношение Гаутаме. — Лодка туземцев. — Рея тридцать девять метров. — Красных рыб золотят, а белых серебрят. — Будда останется доволен. — Иравади. — Непостоянство этой реки. — Периодические разливы. — Семьдесят тысяч лодок, составляющих торговый флот. — Бирманские столицы. — Причуды монархов. — Ава, Амарапура и Мандалай. — Туда, где растут тековые деревья.

Довольствовавшись этой небольшой экскурсией по берегам реки Джен, друзья решили спуститься вниз по течению до места ее слияния с Иравади, по которой и продолжить путь.

Шлюпка была прекрасная, машина великолепная, кочегар превосходный, лоцман опытный, казалось бы, чего еще желать, знай себе путешествуй и радуйся. Между тем лоцман с каждым часом становился мрачнее. Не заметить этого было нельзя. Пришлось прибегнуть к помощи переводчика.

Минграсами, или просто Сами, как его стали звать для краткости, осведомился у лоцмана, почему тот в таком дурном настроении.

Последовал короткий, но эмоциональный разговор.

— Ну, что он сказал? — спросил Андре.

— Лоцман отказывается от службы, сударь.

— Вот как? Чем же ему у нас плохо?

— Не плохо, напротив, очень хорошо, но только с вами должна непременно случиться беда, и он боится, что местные власти сочтут его виновником вашей гибели.

— Что за вздор! — воскликнул Бреванн, теряя терпение. — Более уважительной причины у него нет?

— Он полагает, — Сами понизил голос до шепота, — он полагает… Сударь, я боюсь, вы будете смеяться.

— Да говори скорее, что за пытка, не тяни!

— Лоцман, сударь, сетует, что вы не совершили молитвенного обращения к Гаутаме.

— Что?

— Да, сударь. Обычай требует, чтобы каждый, кто собирается плыть вверх по реке, приносил жертву Будде, которому поклоняются бирманцы.

— Не может быть! Где я только не бывал, чего только не повидал, но, признаюсь, впервые от меня ждут соблюдения обрядов чужой религии.

— Сударь, он вовсе не говорит, чтобы вы сами приносили жертву. Он только просит разрешения самому это сделать. Иначе он уйдет от вас.