– Лучше сама, - предупредил он, глядя мне прямо в глаза. Я попыталась сопротивляться, но спорить с вампиром... Одной рукой он пригибал бокал все ближе к моим губам, второй обхватил меня за затылок, не давая уклониться. И все-таки влил в меня свое пойло до последней капли. Я кашляла, давясь, не в силах продышаться, протянула руку, ища, чем бы запить, и он тут же влил в меня еще и сливовицу из своего бокала.

– Ненавижу, ненавижу тебя, зачем?
– бормотала я, борясь с нахлынувшим головокружением, тошнотой (уже не фигуральной, а самой, что ни на есть всамделишной), с тьмой перед глазами. Ну не воспринимал у меня организм алкоголь, нельзя мне было крепкого. Да я на любом застолье водку из своей рюмки выливала в ближайший фикус глядя прямо в глаза того, кто мне ее туда налил. Пока не нарвалась на вампира. За каким-то лядом решившего меня споить.

Из дальнейшего мероприятия я выпала полностью. Помню только, как Анхен, откидываясь рядом со мной на спинку дивана, просит:

– Спой для меня, Юленька. Помнишь, ты как-то пела? Про старый дом.

– Проклятый старый дом?
– пьяно хихикнула я. Ну что еще может сгодиться вампиру?

– Почему проклятый?
– не оценил шутки юмора Анхен, - Обычный. Родной. У каждого где-то есть.

Юля послушно запела, подыгрывая себе на гитаре:

– Далеко-далёко, далеко-далёко

Есть дом,

Открывает-закрывает двери-окна

Ветер в нем.

Мочит дождь золу печную,

И траву некошеную,

И тропу нехоженую

До крыльца заросшего.

Возможно, это была не первая песня, которую она пела в тот вечер, и вряд ли последняя, но я запомнила только эту. Может потому, что о ней просил Анхен. Голос у Юльки был высокий, на мой вкус - слишком высокий, но песню это не портило ничуть:

Разбудил меня щелчок выключателя. И вспыхнувший яркий свет. Болезненно моргая попыталась сесть и осознать, где я. Ну да, комната, диван, стол. Стол, впрочем, уже убран, преобразован в несколько отдельных рабочих столов в идеальном состоянии. Комната пуста, все давно разошлись, бросив пьяную меня спать на многострадальном диване. А в дверях стоит Анхен, уже не только переодевшийся в цивильное, но и накинувший пальто со своим неизменным элегантным шарфиком. Благоухающий свежестью (душ в программу мероприятий явно входил), с ясным взором и открытой улыбкой. Светлейший куратор во плоти. Прекрасный, как вампир. Да, собственно, вампир и есть.

– С Новым Годом, Лариса! С наступившим тебя 7489-м годом!

– Как наступившим?!
– попыталась вскочить, но перед глазами тут же все поплыло.
– Вот зачем ты меня напоил, чтоб тебе в бездне сгнить, мне ж нельзя водку, мне плохо от нее! Мало мне было твоей гастрономии, теперь еще и голова, и... есть тут где-нибудь туалет?

– Есть. В коридоре. Пойдем, провожу.

Провожать ему меня пришлось весьма конкретно, потому как ноги не держали, а координация отказывала. А в туалете я долго и страшно тошнила, вызывая все новые и новые спазмы, исторгая из себя все, что только можно, лишь бы только исторгнуть еще и отраву. Наконец, вся покрытая испариной, не в силах справиться со слабостью, просто уперлась лбом в ободок унитаза, мечтая забыться вечным сном.

Не удалось. Потому как вампирам что "М", что "Ж" - все едино, им, наверно, только "В" подавай. Не погнушался светлейший за мной в кабинку ворваться, поднял на руки, куда-то понес. В коридоре было хорошо, свет почти погашен, разве что лампочка у сестры на посту светится. И не души.

Меня вернули в ту же комнату, на тот же диван.

– Полежи. И всегда у тебя на алкоголь такая реакция?

– Какая?
– злобно зыркнула на этого деятеля медицинских наук.
– От алкоголя все люди пьянеют, мог бы выучить за восемьсот-то лет.

– "Все люди" давно домой ушли, праздник празднуют, а выпили они этого алкоголя значительно больше, чем ты. И с унитазом никто из них не делился.

– А я маленькая еще! А ты меня спаиваешь. И растлеваешь! И не поверю я, что так вот просто! Ты это специально, ты все это специально, тебе просто нравится меня мучить! Всегда, с первой встречи!
– я залилась бессильными слезами.

– Подожди, я принесу тебе лекарство, станет легче.

Ну да, мы же в больницу играем, вы же у нас доктор, конечно лекарство, сначала отравить, а потом, конечно, лекарство.

А лекарство надо было почему-то непременно колоть, и непременно в вену. И укол был весьма болезненный. Но минут через десять мне полегчало. В смысле совсем. Голова стала ясной, боль и слабость прошли. С удивлением отделила себя от дивана, ощущая, что вертикально я себя чувствую теперь столь же прекрасно, как и горизонтально.

– Что ты мне вколол?

– О, это жуткая смесь, запрещенная к использованию по эту сторону Бездны.

– А если запрещенная, то как она у тебя здесь оказалась?