— А Ты любишь меня?! Меня?!

— То есть тебя?! — меня словно ударило током и всего искорежило, мне показалось, что я проваливаюсь в какое-то прошлое! Как будто, это я уже где-то слышал!....

Я подумал, что это глюк, пытался сообразить, что мне надо сказать, если это был не глюк, я посмотрел на Лили и она вдруг снова повторила:

— А Ты любишь меня?! — Что я мог сказать, догодатца не трудно?!!...

....Меня стало дико рубить, когда я проснулся от качки, то цвет небосклона, легкий и бледно-лиловый, не изменил­ся и до сих пор. Лишь немного кое-где протянулись голубо­ватые полосы, где, по всей видимости, сеялся едва заметный дождь.

Мы приехали на край Советской «образцово — показа­тельной деревни», в какой-то барачный комплекс, где в по­мещениях были расставлены — неподъемные чугунные кро­вати с решёткой и матрасами, дореволюционного производ­ства. И как бы я теперь «не ЛЮБИЛ бы ЛИЛИ..», но тут, же вырубился на первой попавшейся койке в удачном — распо­ложение у окна...

Я пробудился около 19-00, во сне словив несколько, «флэш-бэковых приходоф» — КВАДРО и СТРЕРЕО, потом меня разбудила ЛИЛИ:

— «Сержик! Мой новый друг! ПРОСЫПАЙСЯ, уже ПОРА!...» — она, по всей видимости, где-то умудрилась кур­нуть «нежной», и её на «что-то пробило»: — Я был смущён таким поворотом. Изначально, я как бы принял ЛИЛИ, как нечто святое, без всякого секса, чисто тока для целования и обнимания, а тут мы одни в целом бараке. Она была вся такая лучезарная, вся такая полностью податливая и одурманиная.

Меня спас ХИППИ, он оживлённо заламился в барак, ко­гда Лили уже была готова ко всему:

— Паук! Ну, хватит уже свободной любви! Приехали Пермские! Пойдём гнать антисоветские телеги!

— О! Меня хлебом не корми, например! Только дай по­участвовать в АНТИСОВЕТИЗМЕ!

Я умылся бесподобной ключевой водой и вышел на ули­цу, где уже горело несколько костров. Я посмотрел на небо и убедился, что к вечеру облака практически исчезли, а по­следние из них, черноватые и неопределенные, как дым, ло­жились розовыми клубами напротив заходящего солнца! На месте, где оно закатывалось, виделось алое сиянье над потем­невшей землей, и, тихо мигая, как бережно несомая свечка, затеплится в нем первая вечерняя звезда...

Я выпил своё чай и кофе, а потом с батлом Сливовой дви­нулся в сторону главной веранды. Там уже во всю, готови­лась студенческая пирушка и все активно участвовали в этом деле. Когда, всё было завершено, все расселись на импрови­зированных скамейках, а кто-то просто на траве, потом сло­во взял преподаватель архитектурки, добрейший художник и массовик затейник.

Так началась первая антисоветская лекция — диспут.

Формат ежевечернего мероприятия был такой: каждый человек предлагал основную тему лекции-диспута, он гото­вил её, а потом другие люди кто в этой теме «шарил» дела­ли пространные ремарки. После докладоф, начиналось все­общее обсуждение. Медиратором дискуссии была «интел­лектуальная банда — олдовых антисоветских архитектороф, художников и писателей», которые направляли дискуссию в «своё определённое» русло, а также наполняли её энцикло­педическими данными. Кроме этого, они постоянно подли­вали масла в огонь, в виде ремарок антисоветской пропаган­ды. Когда это всё началось, я сразу почувствовал зловещие дуновение от «Лубянковских холодильников»! Ну чтож, чему быть, тому не миновать!

Вощем, архитектор в кратце рассказал о целях экспеди­ции, а также представил олдовых людей из разных городов — специалистов по древнеславянской письменности, археологов и искусствоведов. На импровизированной классной дос­ке и развешенных картах, они обрисовали план раскопок и предполагаемые маршруты. По их словам, именно в этих местах находились уникальные языческие тусовки — древ­них Русичей и варягов. Потом он сказал, что для успеха «этой миссии» очень важно понимание истории «местных васюкоф», в контексте всемирной истории, эволюции общества, национального самопознания и философских тенденций.

Мы говорили не только об истории и высших материях, а и о самых низменом, то есть о сортирах и о коммунисти­ческих колхозах Псковской области. Примерная последова­тельность, смысл докладоф и обсуждений был такой:

(в общее поток повествования включены ремарки, реплики и сухой остаток мнений)

...Сразу после Октябрьской Революции в этих Псковских местах начался ацкий поджог и разгром барских имений, со­провождавшийся массовыми убийствами не только самих дворян, но и их детей, а также служащих. Почему Больше­вистские комиссары и озверелая солдатня поджигала име­ния? Ведь имения, как и на юге США где было рабовладение, представляли собой не только модный особняк для балоф и маскарадоф, но и целые агрокомплексы, то есть высокоуро­жайные фермы, с отлаженным хозяйственным механизмом. Даже бы еслиб крестьяне, всё лето пьянствовали, они все­гда могли попросить в долг у барина еды или работу, то есть не умерли с голода... Тем не менее, если народ мстил госпо­дам, за вековые унижения, то Большевикам казалась, что их власть не на долго, досталось случайно, поэтому надо унич­тожить всё то, что было связано с дореволюциоными хозяе­вами жизни... Так, как во время Гражданской войны, хлебные места были отрезаны беляками, то естественно Питер кор­мился, в основном с помощью набегов продотрядов на близ­лежащие области в том числе и на Псковскую область. Те­перь уже раскулачиванию подвергались, не сгоревшие име­ния, а сами крестьяне. За укрывательство миски картошки, людей тут же расстреливали или подвергали ацким пыткам.

Многие крестьяне толпами пытались сбежать в Прибалтику, в том числе и священнослужители.Сразу после гражданской войны, целые годы в деревнях царил полуголод. Чтобы не ра­ботать на бесполезной работе, так как урожай не было смыс­ла собирать, вся молодежь подалась в Красную армию, где их бесплатно кормили, а также учили азбуке. Когда Сталин за­мутил всеобщую коллективизацию и индустриализацию, ему позарез были необходимы деньги. Средства для СССР добы­вались, в основном из продаж реквизированного имущества богачей, в том числе и после реализации национальных цен­ностей искусства. Всё это добро приобреталась еврейскими ростовщиками в США, друзьями и кредиторами Троцкого.