Жук Алесь
Шрифт:
Однажды Семашкевич показал мне копию статьи из газеты «Звязда» о похоронах Алеся Бурбиса, который умер в 1922 году. Его гроб под траурную музыку духового оркестра несли на руках с площади Свободы на Сторожевское кладбище. Похоронен Бурбис был рядом со Степаном Булатом, что и служило Рыгору ориентиром в поисках могилы. Мы за день буквально на коленях обползали уже довольно разрушенное Сторожевское кладбище, находили почти полностью ушедшие в землю надмогильные камни еще начала ХІХ столетия с надписями в том числе и на польском языке, но ни одной, ни другой могилы не нашли. Потом у Семашкевича появились сведения, что перед закрытием Сторожевского кладбища Булат и Бурбис были перезахоронены на Военном кладбище. Мы обследовали и Военное кладбище, но могил так и не нашли, зато у самой калитки наткнулись на совсем разрушенное надгробие Всеволода Игнатовского. Мы пришли к выводу, что те перезахоронения могли быть «подрезаны» во время послевоенной застройки Долгобродской улицы, или тех национал-коммунистов и «нацдемов» никто и не перезахоранивал.
Научно-исследовательская работа требовала работы в архивах Вильни и Ленинграда, городах, которые Семашкевич любил. Вильню за то, что это наша Вильня, а северную столицу за то, что с ней была связана жизнь Анны Ахматовой.
Семашкевич начинал свой творческий путь со стихов. Поэзию он знал, любил, чувствовал. Читал ее много: белорусскую, русскую, зарубежную, круг уважаемых им поэтов был велик. Но Анна Ахматова занимала в нем особое место, ее он просто боготворил. Мало того, что он знал все напечатанное о ней, он собирал об Ахматовой самые незначительные публикации и упоминания, появлявшиеся в периодической печати. Его можно было обидеть, отмахнувшись от новой находки об его иконе.
Для самой Анны Ахматовой столь значимым был Пушкин. Начиная с 20-х годов она занималась Пушкиным, не прерывала эту работу всю жизнь, намеревалась издать книгу о Пушкине. К сожалению, рукопись этой книги не сохранилась, но сохранилось составленное содержание того, что она собиралась включить в нее. На основе этого содержания в ленинградском отделении издательства «Советский писатель» в 1977 году была издана книга Анны Ахматовой «О Пушкине» с основательными научными комментариями.
В комментариях к статье «Гибель Пушкина» был помещен и черновик стихотворения, в котором она вину за смерть поэта возлагала на придворное окружение и на самого Николая І:
И отнять у них невозможно
То, что в руки они берут,
Хищно, бережно, осторожно,
Как... меж ладоней трут.
....... поэта убили,
Николай правей чем Ликург.
Через столетия получили Имя —
Пушкинский Петербург.
Рыгор Семашкевич тогда был в Доме творчества «Королищевичи». По телефону я сказал ему, что из московской «Лавки писателей» пришла книга Ахматовой «О Пушкине», и что по возвращении домой он будет иметь удовольствие читать ее. Прочитал и неожиданные для меня стихи, где издателям вместо ненормативной лексики пришлось ставить отточие. Рыгор был шокирован, что его кумир могла зарифмовать такое. Он рассказывал мне потом, что мне не поверил, решил, что я разыгрываю его и прочитал ему стихи другого поэта, и угомонился только после того, как вечером дозвонился до Олежки (так он ласково за глаза называл Лойку), и тот развеял его сомнения.
Благодаря той увлеченности Ахматовой у меня на магнитофонной ленте сохранился живой голос Рыгора. В то время купить пластинку Булата Окуджавы удавалось не каждому желающему. У Рыгора такая пластинка была, и я приехал к нему с магнитофоном, чтобы переписать песни на ленту.
Через много лет, когда у меня самого уже был виниловый альбом с песнями Окуджавы, я случайно включил ту забытую кассету и между песнями услышал хрипловатый голос Рыгора, который читал Ахматову:
Никого нет в мире неприютней
И бездомнее, наверно, нет,
Для меня ты словно голос лютни
Сквозь загробный призрачный рассвет.
Я рукой своей тебя не трону,
Не взглянув ни разу, разлюблю,
Но твоим невероятным стоном
Жажду, наконец, я утолю.
Ту, что до меня блуждала в мире,
Льда суровей, огненнее дня.
Ту, что и сейчас стоит в эфире, —
От нее освободи меня.
Сколько молодой силы, жажды жизни в том далеком уже голосе!
В поэзии Рыгор Семашкевич стремился к усвоенной от Ахматовой точности и величественности:
Спыніся, далёкі ці блізкі, —
Тут маршалы нацыі спяць.
У Семашкевича вышло два сборника стихотворений: «Леснічоўка» и «Субота». В них есть все, даже в самых ранних его стихотворениях, что свидетельствует о внятном видении мира, естественной простоте и ясности, о его завороженности природой, есть в стихах и ирония, что также немаловажно.
Сад вартую, і не спіцца мне,
Дзіўнае начное наваселле.
У маім прасторным будане
Смачна пахнуць яблыкі і сена.
Цішыня ў садзе шмат начэй...
Мо чакае хто гадзіны лепшай?
І сабака мой зусім здзічэў, —
Як на зоры, на ранеты брэша.
Спяць дарогі, вербы ля ракі.