Над лагерем тихо проплыла, часто трепеща крыльями, тёмная тень какой-то ночной птицы. Дядя Миша, шаркая по песку старыми тапочками, прошёл из одного конца лагеря в другой и скрылся за столовой. Во всём лагере ещё светилось одно окно — окно канцелярии. Арташес Геворкович, лёжа на узкой раскладушке, с увлечением дочитывал очередную книжку «Мира приключений» и в этот час мысленно был с героями фантастической повести на далёкой чудесной планете. Он как раз встретился с удивительным, огромным и косматым зверем, когда с другой стороны домика, около стены, зашевелились какие-то тени. Они застыли у раскрытого окна комнаты завхоза Петра Сидоровича Находкина. Из этого окна неслись странные звуки — сначала слышалось приглушённое грозное рычание, а потом свист, словно кто-то выпускал воздух из туго надутой футбольной камеры. Эти звуки всё время чередовались — снова рычал зверь и опять свистела футбольная камера.

Тени бесшумно приподнялись — одна большая, другая поменьше и заглянули в окно. Потом они снова припали к земле. Послышался еле внятный смешок и восхищённый шёпот:

— Вот даёт!

Немного погодя эти тени появились у окна комнаты, где жила старшая пионервожатая Антонина Михайловна и отрядная вожатая Наташа. Бесшумно раздвинулась белая занавеска.

Большая и маленькая фигуры слились в одну длинную. Затем под окном осталась только тень побольше.

А через минуту из окна стали появляться какие-то предметы: чёрный комок, похожий на большой футбольный мяч, один и другой ящики. Тень побольше осторожно брала их и опускала на землю. Затем снова раздвинулась занавеска и маленькая фигура вылетела из окна. Скрипнул песок, и снова стало тихо…

Минут через десять Арташесу Геворковичу показалось, что под окном канцелярии зашуршали чьи-то быстрые шаги.

Он прислушался и сунул книгу под раскладушку. Потом вскочил, подбежал к окну и выглянул наружу.

Темнота сгустилась и стала совсем непроглядной, как это всегда бывает перед рассветом. Равномерно, то громче, то тише цокотали кузнечики. Чуть слышно вздыхало море…

Физрук присел на раскладушку. Но смутное беспокойство не оставляло его. И он, надев тапочки, в одних трусах вышел наружу. Лагерь спал. Даже электрические фонари, казалось, светились тускло и утомлённо. На востоке, за горами, небо уже чуть-чуть светлело.

Арташес Геворкович обошёл домик вокруг. Нигде никого не было. Он насторожился, услышав странные звуки, доносящиеся из комнаты Петра Сидоровича. Но потом усмехнулся и вошёл в дом.

Через минуту погасло и окно канцелярии, единственное, в котором в эту ночь долго горел свет…

Утром аккуратно в положенное время в лагере запели звонкие горны. Из спальных корпусов хлынул поток позолоченных южным солнцем ребячьих тел. Как всегда, отрядные вожатые поднимали с уютных постелей любителей поспать.

Только в седьмом отряде вожатой Наташи почему-то не оказалось на месте. Ребят там поднимал и посылал на утреннюю зарядку председатель совета отряда Андрюшка Лучников. Довольно долго ему пришлось повозиться с двенадцатой палатой, где мальчишки никак не хотели вставать, мычали и совали головы под подушки. Но находчивый Андрей сбегал за водой и с завидной справедливостью разделил содержимое большой кружки на четыре равные части. Струйки холодной воды сразу подняли сонь с постелей. И хотя Андрей выслушал в свой адрес четыре весьма нелестных эпитета — он не обиделся: мало ли что вырвется у человека, когда его сонного поливают холодной водой!

Зарядка проводилась у самого моря, на пляже, заботливо выглаженном волнами. Под команды Арташеса Геворковича ребята делали упражнения, и им казалось, что древнее ласковое, тихое море улыбается им сверкающими морщинками волн.

После окончания зарядки, когда первый, второй и третий отряды с радостным и буйным гоготанием помчались в море, Андрей серьёзно встревожился. Отрядной вожатой всё ещё не было, а без неё отряд могли не допустить к купанию — ведь по приказу Антонины Михайловны все отрядные вожатые пересчитывали ребят, когда они лезли в воду и когда вылезали на берег.

Андрей помчался в лагерь. Ещё в маленьком коридорчике голубого домика Андрей услыхал сердитый голос Антонины Михайловны и тонкий — отрядной вожатой Наташи.

Он постучал в дверь с надписью «Старшая пионервожатая». За дверью стало тихо. Затем сердитый голос Антонины Михайловны спросил:

— Кто?

Андрей открыл дверь.

— Ай! — завопила Наташа.

— Нельзя! — вскрикнула с кровати Антонина Михайловна, торопливо натягивая на себя простыню.

Андрей поспешно захлопнул дверь.

— Андрюша! — послышался из комнаты жалобный голосок Наташи. — Беги, скорее, Андрюша, и позови кого-нибудь.

— Кого позвать? — сквозь дверь спросил Андрей.

— Ну, Лидию Павловну! Или доктора, Зою Борисовну! Быстро!

Андрей стрелой вылетел из голубого домика. А через пять минут уже весь пляж знал, что Антонина Михайловна и Наташа сильно заболели. Алла пошла купаться и свой шестой и Наташин седьмой отряды, а Лидия Павловна и Зоя Борисовна побежали в лагерь.

Ребята надеялись, что Арташес Геворкович в это утро разрешит им подольше поплескаться в чистой, хрустальной воде, сверкающей на солнце, как серебро. Но физрук был неумолим, хотя рядом с ним не было ни грозной Антонины Михайловны, ни скучной врачихи с её унылыми очками.