— Потому что надо.

Он опустил их на пол, взъерошил их светлые волосы.

— Мы можем поговорить, Пернилле?

— Нас ждут к ужину мои родители.

— Я не долго.

Антон притащил из детской пластмассовый меч, Эмиль — игрушечный автомат. Она взяла игрушки, сунула их в пакет, поставила пакет рядом с чемоданом.

— Поиграйте пока, — велела она, и они умчались.

На кухне, под незажженной люстрой, среди фотографий и цветочных горшков, возле стола, сделанного Пернилле и Нанной, Тайс заговорил:

— С тех пор как я тебя увидел… — Он отмерял слова медленно, проговаривая их по одному в голове, прежде чем произнести. — Я… — Но слова подводили его, и он никак не мог найти правильные. — Никто не знает меня так, как ты.

— Правда ли это, Тайс? Знаю ли я тебя?

Он сел, сдавил кулаки, не глядя на нее.

— Да, я сглупил. Я понимаю это…

Она не двигалась, не говорила.

— Мы должны попытаться. Должны. Мы потеряли Нанну. — Его узкие глаза закрылись от боли. — Я не хочу больше никого потерять. Без тебя… без мальчиков…

Что-то забрезжило. Кажется, он вот-вот нащупает то, что так хочет сказать.

— Ты делаешь меня таким, каким я должен быть. Каким хочу быть. Я все сделаю, лишь бы ты осталась.

Он поднял на нее робкий взгляд.

— Не уходи.

Его рука протянулась к ней, большая и мозолистая, грубая, натруженная.

— Не уходи от меня, Пернилле, — повторил Бирк-Ларсен.

И вновь Майер дымил в кабинете.

— Нужно отыскать еще какую-нибудь женщину, которая встречалась с Фаустом, — сказала Лунд. — Кто-то же должен знать его.

По коридору быстро прошагал невысокий человек. Немного поколебавшись, Лунд пошла догонять его.

К тому времени как она поравнялась с ним, он, с коробкой в руках, уже семенил под колоннадой внутреннего двора, стремясь к выходу.

— Букард! — окликнула его Лунд.

Он не остановился и даже не замедлил шаг. Она бегом пересекла центральный круг, выложенный мраморными плитами, между которыми пробивались травинки, и встала перед ним.

— Данные от телефонной компании у тебя на столе, Лунд. — Он посмотрел на нее. — Ты стоишь у меня на пути. Опять.

Она шагнула в сторону, пошла рядом с ним.

— Звонили по номеру с карточки предоплаты, но теперь этот номер отключен, — сказал он.

— А имя, удаленное из списка контактов?

— Я не видел его.

Старый полицейский повернул к ней седую голову. Былое упрямство, вспыльчивость, жесткий характер — ничего этого больше не осталось в нем.

— Хочешь — верь, хочешь — не верь. Это правда.

— Почему ты миришься с этим?

— Ты серьезно?

— Да.

Они прошли через Двор Памяти, под высокими желтыми светильниками и железными звездами на стенах.

— Или всё валят на меня, и я отправляюсь в какую-нибудь глушь считать скрепки в сельском участке. Или меня медленно, но верно выталкивают на пенсию. Тридцать шесть лет службы, и вот как они меня подставили. — Он повернулся к ней. — Удачи тебе, Лунд.

Она остановилась, глядя в его удаляющуюся спину.

— Кто попросил тебя скрыть информацию, Букард? — крикнула она ему вслед.

Старик даже не обернулся.

В кабинете Лунд просмотрела бумаги, которые он для нее передал. Пачка листов с перечнем звонков. И никаких указаний на то, чей номер был стерт.

— Что у нас по квартире?

— Отпечатки Хартманна повсюду, — ответил Майер.

— Но это не расходится с его рассказом. И у Хартманна есть алиби. Что еще?

— У нас есть слюна, волосы и отпечатки пальцев.

— А ДНК?

— Ни один из выделенных образцов не дал результатов при сверке с базой. — Он покачал головой. — И крови не так уж много. Это вполне мог быть бытовой несчастный случай.

Лунд слушала и наблюдала за ним. Майер рассуждал не так, как раньше, когда они только познакомились. Не спешил делать выводы. Пытался увидеть. Представить.

— О чем вы думаете? — спросила она.

— Помните того самодовольного индюка из мэрии, Олава Кристенсена? Парень не промах.

— Да.

— Интересный тут на него материальчик.

Он перебросил через стол досье на Кристенсена. Она посмотрела на фотографию: молодое худощавое лицо, пристальный взгляд… нахальный.

— Некоторое время назад Хартманн застопорил его повышение. С тех пор он ненавидит Хартманна. И один из сотрудников штаба сказал мне, что это Кристенсен забрал личное дело учителя, когда мы делали запрос. Сейчас в департаменте ведется служебное расследование. Кристенсен может потерять работу.