В салон-вагоне спорят два человека. Самое важное сейчас — заняться разработкой копей Анжеро-Судженского района, прилегающего к магистрали. Таково мнение правительства. Технический руководитель объединения «Сибуголь» держится иной позиции. Все горное оборудование и одежду для шахтеров он отправил в южную группу кузнецких рудников, в Осиповку и Прокопьевск, где начались капитальные работы. «Сибуголь» не выполняет важных правительственных распоряжений, направленных к тому, чтобы восстановить движение на железных дорогах.

— Почему вы противитесь развитию Анжеро-Судженки? — задает вопрос начальник экспедиции. — В этом все наше спасение.

— Там грязные тощие пласты, там нет коксующихся углей.

— Дайте какой угодно уголь, хоть зольный, хоть тощий. Уголь нужен немедленно. У нас стоят паровозы.

Руководитель «Сибугля» этого понять не хочет. Его интересует проблема Кузнецкого бассейна в целом. В системе Урало-Кузбасса Анжерский район занимает ничтожное место.

— Уголь нужен сегодня. Жизнь страны зависит сейчас от Сибирской магистрали, от движения составов с сибирским хлебом.

Постучали в дверь.

— К вам товарищ Курако.

Полномочный представитель правительства тепло здоровается со знаменитым доменщиком.

— Я много слышал о вас, Михаил Константинович. Вы нужны республике.

Возобновился прерванный спор. В вагоне сибирской экспедиции решается вопрос государственной важности. Молча слушает Курако то, с чем связана и его личная судьба.

— Я прошу вас все средства направить на Анжеро-Судженку. Прокопьевск и Осиповку поставьте на консервацию.

— Подчиняюсь, но...

— Никаких но... Михаил Константинович, убедите же его.

— Точка зрения правительства безусловно правильна. Республике сейчас не до завода, ей нужен хлеб.

Выйдя из вагона, Курако чувствует, что с ним неладно, горит голова и во рту противный вкус.

Через сутки он был в Гурьевске, где продолжала работать его конструкторская группа. Курако поднял на ноги уже спавших друзей. Не своим голосом он говорит:

— Постройка завода отложена.

Его лицо пылало. Он закуривал и выбрасывал папиросы. Во рту был все тот же тошнотворный вкус.

— Не больны ли вы, Михаил Константинович? — спросил Казарновский. — Поставьте градусник...

Ерунда... Мы еще сюда вернемся.

Это была его последняя встреча с друзьями.

Приехав на лошадях в Кузнецк, Курако тотчас свалился. На груди выступили темносиние пятна признаки сыпного тифа. Из Гурьевска приехал Жестовекий ухаживать за больным. Он застал своего учителя в очень тяжелом состоянии.

Через три дня его не стало.

Курако похоронили на заводской площадке, в двадцати пяти километрах от Кузнецка, на самом высоком месте, где предполагалось строить народный дом.

В 1922 году И. П. Бардин получил письмо, теплое и бодрое: «Хорошо в Сибири. Здесь быстрые реки и чистая вода... Приезжай в гости». Год путешествовало письмо из Кузнецка в Енакиево. Даже по тем временам, когда железные дороги, как и все хозяйство страны, только-только возрождались после тяжелой разрухи, это был очень уж большой срок. Письмо Курако осталось без ответа. Замечательного человека уже не было в живых.

В местах, связанных с жизнью и деятельностью знаменитого доменщика, расцветала новая жизнь. В рудниках и на заводах уже не хозяйничали, как в дни Курако, иностранцы.

Солнечную Украину больше не топтали сапоги интервентов и отечественных золотопогонных генералов. Рабочие поселки оглашались звонкими песнями молодежи. Юзовка, Макеевка стали называться по-иному, получив имена организаторов славных революционных побед. Начиналась героическая полоса восстановления и реконструкции оцепеневших за годы гражданской войны заводов.

По бескрайным равнинам страны уже мчались поезда с зерном и углем, с лесом и металлом. Правда, очень мало было металла. Все вместе взятые заводы юга и севера в 1923 году дали около 700 тысяч тонн чугуна. В шесть раз меньше того, что Россия выпускала в последний год перед империалистической войной. В угле и металле — спасение государства, где создается новый социальный строй. Величайший гений революции бросил свои вещие слова: «...без спасения тяжелой промышленности, без ее восстановления мы не сможем построить никакой промышленности, а без нее мы вообще погибнем, как самостоятельная страна » [3] .

Пора деятельного творчества наступала для металлургов юга, взращенных «спасителем печей». Многого им не добиться от дряхлого оборудования домен. Их нужно модернизировать. Живы идеи Курако. Его американские конструкции могут служить образцом. Его чертежи и проекты весьма пригодились. Живы концепции гениального практика, его истолкования доменных процессов.

«Кем был бы я, — вспоминал И. П. Бардин, — если бы судьба не столкнула меня с Курако».

В годы становления советской металлургии даровитый американист-куракинец сооружает на заводе имени Дзержинского две домны нового типа. Они снабжены скиповыми подъемниками, механическими колошниковыми устройствами и холодильниками горна, впервые внедренными в России Курако. Конструктор Н. Г. Кизименко, последователь Курако, в 1926 году проектирует первую в Советском Союзе мощную доменную печь с бункерами и вагонами-весами.