— Что случилось? — Линнет удивленно уставилась на Джослина.

— Спроси этого негодяя!

Губы Фальберта затряслись от страха. Его шея покрылась красными пятнами, что происходило с ним, когда он сильно волновался.

— Не понимаю, что вы имеете в виду, милорд, — сказал писец, мельком глянув на Джослина и тут же отведя глаза в сторону.

— Эти счета у тебя, я полагаю?

Молчание.

Джослин вновь ударил кулаком по столу, и оставшиеся листы пергамента, взлетев в воздух, попадали на пол.

— Отвечай! — прогремел он.

— Я всего лишь бедный писец, милорд! — невнятно проговорил Фальберт. — Я пишу то, что говорит мне сенешаль, а остальное меня не касается!

Джослин схватил Фальберта за толстый бархатный плащ и, подтянув к себе, пристально посмотрел ему в глаза.

— Твоя одежда говорит скорее об обратном. Ты одет наряднее, чем сам король Генрих! — Давая волю своим чувствам, он с отвращением оттолкнул от себя Фальберта, как будто испачкал об него руки.

От сильного толчка Фальберт упал на колени. Он боялся подняться, и, обхватив голову руками, беспомощно зарыдал.

— У меня не было выбора, милорд! — простонал он. — Если бы я запротестовал, де Корбетт натравил бы на меня и на мою семью Гальфдана Сиггурдсона. Перед смертью лорд Раймонд был уже совсем не в своем уме, и никто не мог заставить его понять, что происходит... А там, где влияние сенешаля не имело силы, влияла его дочь, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Ради бога, объясните мне, в чем дело? — спросила Линнет, поднимаясь со стула.

Внимание Джослина быстро переметнулось на нее.

— Нас окружают воры, наживающиеся на своем ремесле. И это у них неплохо получается судя по тому, что в погребе уже почти ничего нет; и если я не ошибся в подсчетах зерна, мы скоро наполовину лишимся и его.

Ее испуганный взгляд встретился со взглядом Джослина, а затем она посмотрела на рыдающего Фальберта.

— Зовите своих людей, я виноват, — всхлипнул писец, прижимаясь к полу.

Джослин тяжело дышал. При взгляде на жалкого хныкающего Фальберта, его гнев постепенно перешел в раздражение. Он вспомнил, как, еще будучи мальчиком, строил замки из грязи, а затем лил на них сверху воду, наблюдая, как они разрушаются.

— Я знаю, что виноват, — сказал он почти спокойным тоном, все более приходя в себя после яростной вспышки гнева, — но я сомневаюсь, принесет ли это кому-нибудь пользу включая и меня, посади я тебя за решетку. Мне бы очень хотелось повесить тебя у стен башни, но есть вещи, которые мне нужно узнать. — Он почесал подбородок. — Надеюсь, ты не откажешься помочь мне в этом деле, в обмен на твою жизнь, конечно?

— Я расскажу вам все, все, что знаю. Только пощадите меня, если можно. У меня жена и четверо детей, младший — еще грудной. О боже, умоляю вас!

Джослин отступил немного назад, так как Фальберт пополз к нему на коленях, выставив вперед руки.

— Тебе следовало раньше об этом думать, — холодно сказал он. — Куда было продано украденное добро?

— У де Корбетта в Ноттингеме есть родственник, торговец. Товары отправлялись к нему либо вниз по реке, либо на лошадях. Боже милостивый, прошу вас, не лишайте меня жизни! Я буду вам верно служить, клянусь!

— Так же, как служил двум предыдущим господам? — Прищурив глаза, Джослин строго посмотрел на валявшегося у его ног Фальберта, как бы размышляя над тем, что с ним делать. Он был вправе повесить его — по крайней мере, мог бы высечь этого глупца, посадив на неделю под замок, но, пока разглядывал его, в голову пришла хорошая мысль, как избавиться от этого человека.

— Ты мне здесь больше ни к чему. — Джослин пожал плечами. — Для твоей собственной безопасности и для моего личного спокойствия я не могу оставить тебя в этом доме, но я знаю, что моему отцу, Вильяму де Роше, очень нужен писец в Арнсби. Он, правда, и сам в известной степени неплохо читает и пишет, но ему не слишком нравится перо, да и зрение уже не то, что раньше. Тебя отправят к нему, и ты сам расскажешь ему свою историю и передашь от меня рекомендательное письмо.

Фальберт громко засопел, слезы градом катились по его несчастному лицу, и он с надеждой посмотрел на Джослина.

— Или соглашайся на мое предложение, или тебя повесят. Быстрее делай свой выбор, пока моей снисходительности не пришел конец.

— Ког... когда мне можно отправляться, милорд?

— Как только соберешь свои вещи.

Фальберт уселся на полу. Он все еще дрожал, но слезы перестали литься из его глаз, и он мрачно уставился на стену, как будто видел на ней изображение своего будущего.