Наконец, в 2007 г. все окончательно прояснилось и с росомонами Иордана. И опять же с помощью все знающих и все видящих археологов. А именно Д.А. Мачинского, который – в характерной для норманнистов манере – просто взял да и объявил их «жителями балтийского побережья Скандинавии…». Но как же, скажут «ультра-патриоты», т. е. те, кто постоянно работает с письменными источниками и прекрасно их знает, ведь Иордан локализует росомонов на юге Восточной Европы? Какие-то Фомы неверующие, право. Никак не поймут, что главное для норманнистов не источник, а его «прочтение» в их понимании. И где слово «полагаю» окружено норманнистской тарабарщиной. «Полагаю, – делился своим открытием Мачинский, – что rosomoni/rosomani IV в. являются формой передачи этносоциального термина, отраженного в шведских источниках с XIII–XIV вв. в словах rothsmaen/rodsmaen ‘гребцы, мореплаватели’, обозначающих жителей приморской области Швеции Roden/Roden, Roslagen, название коей выводится из древнесеверогерманского *rod(e)R, *roth(e)R ‘гребля, гребной поход, плавание между островами’. Древнейшее название этой области *Roth(r)-s-land – ‘земля рос’, или «росская земля» – зафиксировано в рунической надписи XI в… Вероятно, росоманы были прибрежной группировкой свионов (свеев), наиболее тесно связанной с поездками на гребных судах, так ярко описанных еще Тацитом» [417] .

Таким интерпретаторам и благоговейно внемлющим им слушателям напомню мнения некоторых норманнистов, не видевших – вот что значит быть, а не казаться учеными! – никакой связи южной руси со скандинавами. В 1850– 1860-х гг. С.М. Соловьев, исходя из сведений арабских авторов, подытоживал, что «название «русь» гораздо более распространено на юге, чем на севере и что, по всей вероятности, русь на берегах Черного моря была известна прежде половины IX века, прежде прибытия Рюрика с братьями». А принимая во внимание свидетельство византийского «Жития святого Стефана Сурожского», историк отмечал, что «даже прежде Аскольдова похода, обыкновенно относимого к 866 году, мы встречаем» информацию «о нападении руси на греческие обители и о принятии христианства некоторыми из русских вождей». Не находя, понятно, тому объяснения с позиций норманнской теории, в качестве родины руси навязывающей Скандинавский полуостров, где нет никаких следов этого имени, Соловьев высказал мысль об отсутствии этнического содержания в термине «русь».

А.А. Шахматов в 1904 г., т. е. когда он еще не был обманут сказкой шведского археолога Т.Ю. Арне «Тысяча и одна норманская колония на Руси», резюмировал, что «византийцы знали русь и в первой половине IX столетия. …Многочисленные данные, среди которых выдвигаются между прочим и Амастридская и Сурожская легенды… решительно противоречат рассказу о прибытии руси, в середине IX столетия, с севера, из Новгорода; имеется ряд указаний на давнее местопребывание руси именно на юге, и в числе их не последнее место занимает то обстоятельство, что под Русью долгое время разумелась именно юго-западная Россия и что Черное море издавна именовалось Русским» (это уже после Арне, в 1919 г., наш выдающийся исследователь будет категоричен в своем выводе, «что русью первоначально назывались скандинавы, основавшие государство сначала с центром в Новгороде, потом в Киеве, что по их имени названо самое это государство, а также вошедшие в его состав восточнославянские племена» и что «считаю необходимым этимологию имени Русь искать в скандинавском языке, допуская, что в русский язык оно могло попасть через посредство финнов») [418] .

В 1943 г. Г.В. Вернадский заключил, что название «русь» («рось»), бытовавшее в Южной Руси, по крайней мере, с IV в., изначально принадлежало одному из наиболее значительных «аланских кланов» – светлым асам (рухс-асам), или роксоланам, и связывал с ними народ Hros Захария Ритора и росомонов Иордана (по его мнению, «изначально рухс могло на некоторых местных диалектах звучать как рос, росс или русь…», а славянские племена, подчинившись роду рухс, «могли принять это имя»). О.Н. Трубачев, подчеркивая в 1977–1997 гг., что в ономастике Приазовья и Крыма «испокон веков наличествуют названия с корнем Рос-» видел в Азовско-Черноморской Руси реликт индоарийских племен, населявших Северное Причерноморье во II тыс. до н. э. и отчасти позднее (например, *tur-rus-, или «тавро-русы»), и считал, что с появлением здесь в довольно раннее время славян этот древний этноним стал постепенно прилагаться к ним [419] .

Все их фантазии представляют собою Формулу лжи норманнистов. И суть которой сводится к следующему: что бы ни говорили сторонники шведского взгляда на русскую историю и какими бы «одинами» и «торами» они при этом ни клялись, все надо умножать на ноль. Как родился этот взгляд на пустом посредством пустомели Петрея, так пустотой и остался. А из пустого кувшина, как его ни тряси, ничего, конечно, не может вылиться. Ну, разве только мусор какой-то там завалявшийся выпадет, пыль там накопившаяся, жучки-паучки всякие. Гадость, одним словом.

Так, всем известна посылка норманнистов, которую в последние десятилетия с особенным усердием проповедовали устно и печатно археологи Д.А. Мачинский, Г.С. Лебедев, А.Н. Кирпичников, И.В. Дубов, В.Я. Петрухин, Л.С. Клейн, В.В. Мурашева, филолог Е.А. Мельникова, что имя «Русь» производно от финского наименования Швеции Ruotsi (я в 2008 г., обращая внимание на факт «превращения» археологов в лингвистов, заметил, что это «говорит, во-первых, о кризисе их собственного «жанра», т. е. о неубедительности археологического материала, так навязчиво выдаваемого за факт якобы скандинавского присутствия в нашей истории. Во-вторых, что лингвистика воспринимается археологами не как наука, которой не только учатся, но в которой истинными профессионалами становятся десятилетия спустя после студенческих лет, а как подручная для норманнистики область, безропотно обслуживающая ее потребности и создающая по ее прихоти «аргументы»).

Но ни в Швеции, ни в Скандинавии никогда не существовало народа «русь» или «рос». Как подчеркнул еще М.В. Ломоносов осенью 1749 г. в замечаниях на речь Г.Ф. Миллера, «имени русь в Скандинавии и на северных берегах Варяжского моря нигде не слыхано». Затем на этот факт многократно обращали внимание антинорманнисты, но почти 130 лет их правоту упорно не признавали норманнисты. И лишь только тогда, когда в 1860—1870-х гг. С.А. Гедеонов особенно продемонстрировал, что «генетическое шведское русь не встречается как народное или племенное ни в одном из туземных шведских памятников, ни в одной из германо-латинских летописей, так много и так часто говорящих о шведах и о норманнах», датский лингвист В. Томсен согласился, что скандинавского племени по имени русь никогда не существовало и что скандинавские племена «не называли себя русью» [420] .

Этот факт небытия скандинавской руси, смертельный для шведского взгляда на русскую историю, вышеназванные археологи и филолог Мельникова, отстаивающие этот взгляд, знают, поэтому, пытаясь как-то материализовать ее фантом, стали говорить и говорить, говорить и говорить, а вода ведь норманнистская камень точит, что имя «Русь» является «этносоциальным термином с доминирующим этническим значением» и что это имя изначально было самоназванием приплывших на землю западных финнов скандинавов, ставшим исходным для западнофинского ruotsi/ruootsi, в славянской среде перешедшего в «русь» [421] . Но эти господа могут много чего говорить и говорить. Причем весьма занятно. Так, Клейн в 2009 г. указывал, найдя что ли при раскопках эти варианты, выбитые рунами на камне, что «есть несколько вариантов безупречного выведения слова «русь» из шведских корней». В 2012 г. Мурашева в юбилейном издании, посвященном 1150-летию зарождения Древнерусского государства, не скрывала своей радости: «Символично, что именно к финскому наименованию выходцев из Скандинавии ruotsi (гребцы) восходит само название «русь», изначально обозначавшее этносоциум, сложившийся на северо-западе, в Поволховье, а затем перешедшее на название всего государства».