— Но в какой-то момент вы остались с Ривьерой один?

— Да, — мрачно подтвердил Камин.

— Где?

— Не знаю. Вернее, забыл.

— А те предметы? Украшения?

— Какие украшения? — удивился Кампи.

— Для вашей виллы в Монферрато. Разве вы не должны были поискать их вместе с Ривьерой?

— Ах да, конечно! По дороге мы кое-что посмотрели…

— О чем вы беседовали?

— Так, о пустяках… о Монферрато, — запинаясь, неуверенно ответил Кампи.

Он уставился в пол, словно искал там затерявшуюся булавку.

Сантамария почувствовал вдруг, что эта совместная прогулка сыграла, видно, решающую роль в их отношениях.

— О чем вы все-таки говорили с Ривьерой, синьор Кампи?

— Я же вам сказал, о том о сем… Лелло хотел купить старинный фонарь… потом он мне рассказал о… появлении Костаманьи.

— А больше он вам ни о чем не рассказывал?

— Между прочим, там было полно народу, — ответил Кампи, подняв голову, — «Балун» все же не гостиная, и беседовать в таких условиях мучительно тяжело.

К великому изумлению Кампи и к собственному величайшему изумлению, Сантамария вдруг иступленно закричал:

— Скажете вы наконец всю правду, черт возьми? Что еще вам рассказал Ривьера? О чем вы говорили? Неужели вы не понимаете, что ваше положение очень серьезно?

Кампи подскочил на стуле, как сделал бы на его месте любой преступник, попавшийся в ловушку или же испугавшийся столь грубого обращения. Однако он не отказался от избранного им способа защиты — непринужденной светской насмешливости, — напротив, отчаянно цеплялся за него.

— От вас ничего невозможно скрыть! — сказал он с нарочитой отвратительной покорностью.

Сантамария сдержался, ничего не ответил, даже не пошевелился.

— Видите ли, я вовсе не пытаюсь хитрить, — сказал наконец Кампи. — Наоборот, я делаю все, чтобы не показаться вам хитрецом.

Сантамария изменил тактику.

— Похоже, вы имеете несколько поверхностное представление о нашей профессии, — с разочарованием в голосе сказал он. — Все, кто попадают к нам, стараются схитрить. Априори. Это сильнее человека. Даже без всякой видимой причины, и даже когда это вредит их собственным интересам. Мы к этому привыкли и нисколько не удивляемся. — Он без труда напустил на себя вид смертельно уставшего ветерана, которому, в сущности, безразличен исход очередного поединка.

— Подлинное бедствие для нас не те, кто пытаются выдать ложь за истину, — продолжал он доверительным тоном, — а те, кто, подобно вам, глубоко… порочны. Ибо я пришел к заключению, что иначе как пороком это не назовешь.

— Какой порок? — с тревогой спросил Кампи. — Что вы имеете в виду?

— Вы привыкли лгать и просчитывать варианты: «Если я ему скажу так, он подумает этак, и тогда мне надо будет… и тому подобное…» Я до сих пор не понял, от чрезмерной ли это самонадеянности либо от неуверенности, но…

— Это от хорошего воспитания, уверяю вас, — парировал Кампи. — По крайней мере в данном случае. Ведь если я сейчас, после истории с Костаманьей, расскажу вам, что у Лелло была своя теория относительно убийства Гарроне и что в понедельник он ждал таинственного звонка от таинственного человека, вы наверняка, и с полным основанием, решите, что я считаю вас кретином.

Он и на этот раз попал в цель, с невольным восхищением подумал Сантамария. С таким видом, словно он всячески старался сохранить тайну, а я вырвал у него признание чуть ли не силой, этот Кампи кидает мне новую кость, которую едва ли удастся разгрызть. Нет, он в самом деле прохвост!

— Значит, вы полагаете, что между двумя преступлениями может существовать какая-либо связь? — спросил Сантамария, заранее уверенный, что ему подсунули не сахарную косточку, а муляж из пластика.

— О, я ничего не думаю! Я совершенно во всем этом запутался. К тому же Лелло сказал мне очень мало, а главное, я мало что запомнил. Ведь я почти не слушал еще и потому, что, как я вам уже говорил…

— Да-да — толчея в «Балуне». Но суть заключается в том, что Ривьера узнал, кто убийца Гарроне, не так ли?

— Да нет! Насколько я понял, у него были лишь весьма туманные подозрения. Ему казалось, что он отыскал след. Об этом он намекнул мне еще вчера.

— Какой же след?

— Да не знаю я! Верно, такая же нелепая фантазия, что и с инженером Костаманьей. Сегодня утром он обмолвился, что в понедельник должен поговорить с одним человеком, который, возможно, подтвердит его догадку… а может, и опровергнет, я уже не помню.

— А имен подозреваемых он не назвал?

— Нет, разумеется, не назвал. Их, скорее всего, и не существует, этих имен.