Угловатый тюремщик поменялся в лице, став суровым и собранным, насколько это позволяет хмель в голове (коего немало). Медленно вышагивая, он добрался до моей камеры, встал точно передо мной и надменно поднял подбородок.

– Таких, как ты, иоаннит, я кладу на пол – на это мне хватает одного удара… с левой – и луплю ногами до полусмерти. Почти у любого мозги встают на место, и он забывает про дерзость. А кто не забывает, получает от меня ещё раз, но на сей раз я луплю насмерть.

Тут я стремительно выбросил руку меж прутьев – как и ожидалось, смелый на словах недотёпа подскочил со страху и кинулся подальше от моей камеры. Бормоча про то, как он проучит меня, как только появится возможность, подвыпивший Вийон убрался из подвала.

Болтливый ублюдок рассказал мне немало интересного.

Месье Вийон отлучился надолго: успел прийти в себя и встать на ноги Роде, не говоря уже обо всех остальных. Горло моё ссохлось и начало покрываться песками. Время тянется в час по капле.

Но тюремщик всё-таки вернулся, вновь послышались нестройные шаги вверху на лестнице.

Я подошёл к решётке, разделяющей нас с Адамом, и прошептал:

– Эй, дай-ка мне уголь.

– А, да, конечно, – принялся он неуклюже ковыряться в кармане. – А зачем тебе?

– Пригодится, – уклонился я от ответа.

Адам передал мне осколок неведомого минерала. Совсем крошечный, размером с подушечку пальца. Плотно сжав его в кулак, я приготовился встречать гостей.

Вернее, гостя, потому что месье Вийону опять что-то понадобилось в подвале. Шатаясь пуще прежнего, он заковылял меж камер, размахивая новой, полной бутылкой. Отлично, чем больше алкоголя, тем лучше.

Он принялся размахивать фонарём, словно бы пытаясь светом разогнать узников, как диких зверей. Спотыкаясь, он доковылял до моей камеры и вперился в меня мутными глазёнками. Натянув на лицо безобразную улыбку, тюремщик проронил:

– Говорят, Монарх прибыл. Скоро он тебя вызовет, и тогда шкуру-то тебе спустят.

– Так говоришь, как будто ты этим займёшься.

– Полегче, иоаннит. Думаешь, крут? Да я тебя сломаю, пёс. Об колено переломлю, думаешь, трудно? С дюжину наглецов переломал, все они покрепче тебя выглядели.

– Так чего тебе мешает, свинья? – просунул я руки сквозь решётку и облокотился на горизонтальный прут. – Нравлюсь я тебе, ничтожеству, очень, бережёшь меня? Молчишь? Слова, надо полагать, позабыл, алкаш тупоумный.

Месье Вийон, полный утончённости, попытался рыть землю, как бык копытом. Пряча злющие глазки за бровями (так сильно он нахмурился), детина поставил фонарь на пол и схватился за пояс, фантазируя, что это моя шея. Я давно заметил, что у него даже револьвера нет, так что понимаю всю насыщенность его бессилия.

– Болтай себе, скот, – буркнул он и поднёс ко рту бутыль.

Тут я начал действовать: выбросил руку так резко, что затрещали все суставы, вложил всю силу движения в пальцы и швырнул камушек красного угля. Прицел оказался верен, да и силищи иоаннита хватило – ударив в донышко, осколок разбил бутылку. Моментально вскипел бурбон, с шипение голову пьянчуги окутало облаком пара! Месье Вийон завизжал, как и положено толстым свиньям, схватившись за обожжённое лицо.

Алкоголь выкипел полностью, на пол упали лишь сухие стекляшки. Ревя от боли, тюремщик попятился, пока не упёрся лопатками в решётку. Здесь его схватил за голову Роде и одним движением свернул шею.

Перехватив грузную тушу, Роде аккуратно уложил убитого и прошёлся пальцами по его ремню, быстро найдя ключи.

Я прислушался: хоть Вийон и наболтал, что тюрьма находится глубоко, не уверен, что истошные вопли ошпаренного остались неслышными. Если с ним в охране сидят не полные дурни, то скоро кто-то спустится проведать.

Отлично смазанные петли не издали ни звука, когда Роде разобрался с замком и покинул камеру. Оперативно подбирая ключи, он вскоре освободил меня и кинулся отпирать замок Адама.

Паровое облако лениво расползается. Я присел к трупу Вийона и порылся немного в его карманах. Нашёл пригоршню монет, которые на всякий случай прибрал к себе. Ещё у него обнаружилась опасная бритва, а это уже серьёзнее.

Наконец все оказались на свободе. Я распорол бритвой тайник и достал агатовую иглу. После этого отдал бритву дочери. Адам подхватил фонарь, после чего мы молча направились наверх. Спустя целых восемь пролётов мы упёрлись в глухую дверь. Я заглянул в замочную скважину – увидал комнату, в которой четверо тюремщиков режутся в карты.

Нас там совсем не ждут, поэтому я смело толкнул дверь, которая оказалась заперта. Через секунду с той стороны послышался хохот:

– Что, Трёп, перебрал? Забыл, что заперто? Дубина, без кодового сигнала я тебя не выпущу.

– Да он надрался, что ни в жизнь не выстучит, – присоединился второй.

Мы все четверо благополучно замолчали. Вскоре товарищи сжалились над «захмелевшим Вийоном»:

– Ладно, открой ему.

– Сейчас, – скрипнул отодвигаемый стул, кто-то встал из-за стола. – Только по доброте Жака тебя выпускаю, а следовало оставить тебя с преступничками.