На заповедные две улицы вдоль побережья кучер соваться не стал. Просто там всего три проезда, где могут разъехаться повозки, а в остальных ходах не развернёшься. Возница получил свои деньги и ещё долго не мог оторвать от нас взгляд. В итоге он представил судьбу одноногого и молодой девушки довольно бесперспективной в порту, поэтому решил пожелать удачи.

Без удачи в портовой части Фанека делать нечего, в этом он прав.

– Мы здесь надолго? – спросил я, пройдя всего десяток ярдов по спокойной, но какой-то неродной улице.

– Мне надо передать всего одно послание. Это быстро. Не нравится тут?

– Такое чувство, что неприятностей здесь можно нахватать больше, чем в Чудо-городе.

– Это не так, успокойся. Через три квартала на запад, в самом деле, начинается бог весть что: грабят там ежедневно, чёрных рынков полно. Есть даже так называемые «подводные чёрные рынки».

– Господи, что это ещё такое? – спросил я, огибая нагло раскорячившегося на тротуаре толстяка, пялящегося в никуда.

Пришлось догонять чуть оторвавшуюся вперёд Викторию.

– Это когда сидит рыбак в лодке неподалёку от берега и раскинул сразу пять-шесть удочек. К нему подплывают, спрашивают товар – он сворачивает на одной из удочек леску, а там на конце оказывается, скажем, дурь.

– Удобно, жандармы таких никогда не додумаются проверить.

Мы идём дальше. Стойкие запахи моря и всего, что с ним связано, бьют по ноздрям с сокрушительной силой. Кто-то, бесспорно, назовёт их близкими сердцу, прекрасными, бурлящими морской романтикой. Для меня же это просто вонь, причём очень сильная.

Впереди обозначились доки. Цокающие удары молотками гремят на далёкие дали, входя в резонанс (то же относится к разговорам рабочих, состоящим наполовину из ругани). В ряд тянутся несколько колоссальных зданий, внутри которых ремонт судов не прекращается с приходом ночи.

А неподалёку от доков притаилось низенькое здание, где ночью начинается самая жизнь. Кабак «Маяк», название несложное. Мы остановились прямо у дверей.

– Тебе сюда? – прислушиваясь к обыденным для питейного заведения звукам, спросил я.

– Да.

Я огляделся по сторонам, убедившись, что не так много народу вокруг. Особенно тех, кто будет пихать мне заточку в печень.

– Ладно, подожду тебя здесь.

– Заходить не будешь? – невозмутимо уточнила Виктория.

– А мне разве можно?

– Почему нет?

– Просто я спрашивал о твоих походах в порт, – совсем не ожидав такого доверия, я растерялся, – мне сказали, что никому не доверяешь, держишь свои дела в тайне. Вот я и решил, что мне там не место.

– Ну, тебе я довериться могу. Пойдём.

Это не потому ли, что я умру через пару дней? Будет справедливо, хоть и очень обидно.

Виктория открыла дверь и помогла мне преодолеть высокий порог. Нас встретили без особого интереса: не узнав в нас своих знакомых, моряки продолжили резаться в карты и травить байки. Удивительно, но я среди них единственный одноногий. Одноглазых, впрочем, найдётся парочка.

Так, к слову.

Виктория сразу направилась к хозяину заведения. Уж он-то узнал гостью и глаз с неё не сводил, пока она приближалась. Подарив мне короткий, ничего не значащий взгляд, он вернулся к Бестии с лицом самого серьёзного в мире дельца. Поправив глупую треуголку, одетую для антуража, он учтиво пробасил:

– Письмо он ещё не получил.

– Догадывалась, это даже к лучшему, – ответила дочь, облокачиваясь на стойку. – Хочу кое-что изменить. Новый адрес.

– Я слушаю.

– Когда получит письмо, пусть приходит не в «Рыбу-кружку», а на пятьдесят два по Булыжной улице, квартира три.

– Булыжная улица пятьдесят два, квартира три, – опустив глаза, басисто повторил хозяин. – Я обязательно передам.

– Не забудешь?

– Булыжная улица – несложно запомнить. Номер дома тоже не забуду – мне сейчас ровно пятьдесят два. На этом всё?

– Ещё два абсента.

На столешнице оказались два стакана, на дно каждого из которых колоритный хозяин заведения брызнул немного зелёной жидкости. Видимо, чтобы не привлекать внимания, здесь Белой Бестии приходится пить людские дозы.

Второй стакан она протянула мне. Пришлось чокнуться и хлебнуть горькой пакости. Этот абсент, впрочем, не так плох, даже чем-то хорош. Кеннерский, разумеется, лучше его стократ, но тоже пить можно.

Распрощавшись с трактирщиком, Виктория повела меня скорее к выходу. После натопленного «Маяка» ходить по мёрзлым улицам нет совсем никакого желания. Я укутался поплотнее. Рана на спине просто-таки льдом покрывается, леденит не по-божески.