Шрифт:
— Хорошо, хорошо, как скажешь. — Он развел руками. — Я только хотел сказать... Эй, ты на кого это смотришь?
Этого не может быть, потому что не может быть никогда. В нескольких метрах от нее стоял неулыбчивый и необыкновенно серьезный, в едва не лопавшемся на крутых плечах фраке и со съехавшей набок нелепой бабочкой... Джейсон Кэхилл.
Она поднялась. Сделала два шага навстречу и потерла глаза.
Видение не исчезло.
— Это ты? — прошептала Линда.
— Я. — Он смущенно развел руками. — Вот... зашел поздравить...
— Зашел поздравить? Не иначе как заправлялся где-то по соседству? А фрак, конечно, у тебя всегда под рукой, в багажнике. — Она повела носом. — И одеколоном тебя облили в пробке на Бруклинском мосту, верно?
Джейсон вздохнул.
— Так и будешь молчать?
— Ну...
— Раз ты такой молчаливый, то позволь мне сделать одно заявление. От нашего имени. Ты не против? — Не дожидаясь ответа, Линда вышла на середину зала. — Леди и джентльмены! Прошу минуту внимания!
Голоса стихли. Все головы повернулись к ней.
— Во-первых, я хочу поздравить всех, кто трудился над «Реками...», с успехом и поблагодарить тех, кто помогал мне на протяжении шести месяцев съемок.
Она сделала паузу, пережидая аплодисменты.
— Во-вторых, я хочу представить вам человека, который приехал сюда из моего родного города Анаконда, штат Монтана, чтобы сделать мне предложение, от которого я не могу отказаться.
Джейсон открыл рот, подумал и промолчал.
— Я все правильно сказала, милый?
Теперь все повернулись к нему.
Джейсон кивнул. А что еще он мог сделать?
— И, наконец, в-третьих, я объявляю, что ухожу из кинобизнеса и покидаю Голливуд.
Последние слова утонули в шуме. Ей не верили. Так не уходят. В тридцать семь лет... на вершине триумфа, в зените славы...
— Ты что, рехнулась? — зашептал ей на ухо Чедд Маринеско. — Или это для рекламы? Ловкий ход!
— Отвали, Чедд, — отмахнулась Линда, поднимая бокал с шампанским. — Предлагаю тост. За жизнь не только на экране!
Она остановилась перед домом. Ее домом. Старый, с клочьями буро-зеленого мха на серых камнях, с облупленными резными рамами окон, тяжелыми, скрипучими дверьми, он все же сохранял древнее благородство и с достоинством нес внушающий почтение возраст.
Она смотрела на него пристально, с надеждой, словно ожидая, что он подаст некий знак узнавания, улыбнется грязными стеклами, распахнет двери-объятия и приподнимет шляпу-крышу.
И дом тоже смотрел на нее. Немного настороженно, напрягая подслеповатые глаза, стараясь рассмотреть в красивой не по-здешнему женщине свою, родную, ту, что бегала девчонкой по его светлым комнатам и длинным коридорам.
Ничто не приходит само собой. Ничто не дается легко. Это понимали оба. Привыкание не будет легким. Но они понимали и другое — друг без друга им не жить.
Линда шагнула вперед. Провела рукой по сырым после ночного дождя перилам. Нагнулась, чтобы поднять с потрескавшейся каменной плиты ветку. Выпрямилась.
— Ты примешь меня, правда?
И, словно узнав ее по голосу, дом тихонько заскрипел.
Вечером они сидели у камина.
— Заходила сегодня к Гринсбергу. Знаешь, старик все еще надеется, что я передумаю и продам дом. Кэрри говорит, что Раттлер звонит ему чуть ли не каждый день.
— Кэрри?
— Да, Кэрри Росс. Мы с ней решили организовать в Анаконде женский клуб. Правда, нас пока только двое...
— У меня на примете есть хорошая кандидатура.
— Правда? — оживилась Линда. — Кто? Я ее знаю?
— Знаешь, — усмехнулся Джейсон. — Сэнди Уотерс. Я наткнулся на нее в «Диком Западе»...
— Конечно, совершенно случайно, да? — Она провела рукой по его густым волосам, в которых за последний год появилось много серебряных нитей, и ухватила за ухо. — А ну признавайся, чем вы с ней занимались?
— Как всегда, только разговорами. Думаю, предложить Сэнди работу в нашем новом ресторане. Тебе не кажется...
— В нашем новом ресторане? У нас уже появился ресторан? И почему это я узнаю об этом последней?
— Спешу приобрести как можно больше, пока мы не поженились и не подписали брачный контракт.
— Вот, значит, как... — Линда провела ладонью по колючей щеке. — Кстати, у меня тоже появились кое-какие планы насчет того, как потратить миллион.
— Миллион? У тебя есть миллион? И почему это я узнаю об этом последним?