Чукчи молчали и радушно улыбались. Где-то вдали залаяла собака.

Алексей прошел к столу и, не раздеваясь, сел.

— Что, собаки, — подал голос Храмов, — не признали новой власти?

— Помолчите, арестованный! — всхлипнул Алексей.

— Ничего, — сказал Храмов. — Мистер Стенсон приедет— он разберется, кто кого арестовал.

Посидев еще немного, Алексей снял бекешу, развязал машинку, заправил в нее чистый лист и начал печатать:

«Приказ № 1.

Исходя из революционной совести, реквизировать владение частного капитала (склад) для сохранения пошатнувшегося пролетарского здоровья граждан Уйгунана…»

Потом послышалось подозрительное шмыганье носом, и машинка застучала опять:

«Начальник Чукотки А. Глазков (согласно мандата)».

Снова белая предрассветная тундра, домик в одно окошко, северное сияние, догорающее в небе.

Из булькающего котелка торчат ощипанные куриные лапы. Храмов из-за решетки озабоченно потянул носом:

— Готово?

Новый начальник Чукотки поднялся с табуретки, стоящей возле курятника, и, не выпуская винтовки, сонно направился к печке. Когда он просунул котелок Храмову, тот неторопливо перекрестился, попробовал и отдал обратно.

— Недосолил!

Алексей принес соль, посыпал в котелок. Храмов попробовал снова.

— А теперь пересолил! Накормить — и того не можешь.

Крутя головой и морщась, Храмов приступил к еде. Через минуту что-то с грохотом упало.

Усиленно моргая, Алексей поднял с пола винтовку.

— Эй, власть! — засмеялся Храмов. — Не положено на посту спать!

— Стой! Кто идет? — вдруг вскочил Алексей, оборачиваясь к скрипнувшей двери.

На пороге стоял Вуквутагин.

Он подошел к столу и выложил несколько шкурок.

— Не надо сердитый начальник! Старик сказала — тебе шкурка будет, все будет! Только сердитый не надо, уезжай не надо!

— И мне ничего не надо, — мрачно сказал Алексей.

Но Вуквутагин решительно помотал головой:

— Так хорошо! — и направился к двери.

— Постой! — окликнул Алексей. Вуквутагин остановился.

— Погоди…

Некоторое время Алексей молчал, соображал.

— Ты, Вуквутагин, — наконец сказал он, — прежней властью обиженный… вроде как политкаторжанин… Знают, тебе особое доверие. На! — неожиданно заключил Алексей, вставая и протягивая винтовку. — Назначаю тебя при нем часовым. Садись, охраняй!

Вуквутагин послушно сел, а Алексей сразу же направился к лавке.

— А ну, брысь! — рявкнул из-за решетки Храмов. Вуквуагин испуганно вскочил.

— Садись! — приказал Алексей. — Чего испугался? Я начальник?

— Начальник…

— Ну так вот. Раньше он тебя — ик ектагып, а теперь ты его… Экспроприация экспроприаторов! Если чего — прямо стреляй.

Он упал на постель и мгновенно заснул. Со страхом поглядывая на Храмова, Вуквутагин опустился на табуретку.

На Чукотке начинается лето.

Тронулся лед в Беринговом проливе. Все дальше на север уносит ветер ломающиеся с грохотом белые поля. Нетронутым остается только ледяной припай.

Лето шагает глубже на материк. Под лучами солнца оттаивает тундра.

На бурых островках просохшей земли потянулись вверх цветы рододендрона.

— Вот теперь совсем другое дело!

Разомлевший на солнце кавказец поднес цветок к носу и шумно втянул воздух.

На улице перед домом, где еще недавно размещался Анадырский совет, толпится купечество в праздничных поддевках.

Маленький человечек в пенсне и шарфе торжественно выступил вперед и вручил хлеб-соль полковнику Петухову.

— Исполать тебе, доблестное воинство!

Петухов взял хлеб-соль. За его спиной переминались ободранные люди с винтовками.

— Ваши славные победы заставили большевиков отступить, — продолжал человек в пенсне. — Но и мы здесь не дремали! В условиях глубокого подполья мы сформировали правительство, и я как премьер счастлив предложить вам, господин Петухов, портфель военного министра!