— Смешные они, ребята.

— Вадик…

— Угу.

— Давай поженимся, а? Я тебе девочку рожу.

Молчание. Долгое. Он поднимается.

— Ну зачем же так…

Расстроенно ходит по комнате, ищет сигареты, спички и не может найти.

— А что я такого сказала…

— Мы же договорились.

Знаю, но не могу остановиться. Может быть, потому, что иначе заплачу.

— Но почему? Почему? Ведь все так просто: если люди любят друг друга…

— Зачем об этом именно сейчас?

— А когда? Когда?

— Оля, что с тобой? Ты ведь всегда была умницей, малыш?

— Я не малыш! Мне тридцать лет! Я не могу больше ждать, не могу… Ну почему?

— Что почему?

— Если людям хорошо вместе, почему им не должно быть хорошо всегда?..

Он все ходит по комнате. Ни сигарет, ни спичек…

— Ну хотя бы потому, что сегодняшний день — это мечта. Сказка. А сказка, малыш, не может повторяться каждый день.

— Я не малыш! Почему?

— Потому что, Оля, не можем же мы и вправду позволить себе забыть обо всем. Должно пройти время, сейчас не тот момент. Юля несчастный, зацикленный на своей работе человек, сейчас она без меня просто погибнет. Все у нас с тобой будет хорошо, но пока обстоятельства сильнее нас…

— Почему?

— Что, черт возьми, почему?

Нет никаких сил унять это глупое слово. Оно существует, звучит помимо моей воли:

— Ну почему? Почему? Почему?..

Едем в машине по городу молча. Уже совсем стемнело, парочки возвращаются с гулянки.

— Посиди. Ключи надо отдать.

Сижу, словно закоченев. И никаких чувств: ни злости, ни обиды, ни досады — тупость какая-то и усталость. Господи, зачем я здесь сижу? Вот едет такси свободное… Выскакиваю навстречу, машу.

— В парк.

— Мне здесь, недалеко.

— В парк!

— Я вас очень прошу!

— Сказано — в парк!

Сколько злости может быть в одном человеке. И за что? Сажусь обратно в «жигуленок». Вернулся Вадим.

Опять едем, молчим, он косится на часы, чувствую, начинает нервничать.

— Устала? Это свежий воздух. Наглоталась кислороду.

И снова наступает тишина, и длится до тех пор, пока машина не останавливается.

— Оля…

— Да?

— Твой дом. — Он положил руки на руль, смотрит ожидающе.

А на меня опять нашло оцепенение.

— Ну, пока?

— Пока.

— Что с тобой? Ты обиделась?

— Нет.

Проводит рукой по моей щеке.

— Если я тебя чем-то обидел, прости. Но главное — отдохни и выспись. Все не так плохо, малыш! До завтра!

А у меня нет сил даже бросить шутливо «спасибо за компанию», или «привет жене», или еще что-нибудь прощальное в этом роде. Потому что эти наши прощальные слова стали вдруг такими огромными, так много стали значить, что, может быть, даже значат сегодня: «навсегда».

Захлопнула дверцу. Вадим постоял, подумал и газанул.

Вхожу в подъезд, машинально достаю из ящика газеты, накопившиеся за два дня. Поднимаюсь, отпираю квартиру, зажигаю везде свет. Прибрано, пусто. И даже Антошки нет.

Вот теперь, девушка, можно и зареветь, повалившись на диван. Сколько же ты лет, старушка, не плакала?.. Но слезы кончились быстро, как весенняя гроза.

Наверное, это не проходит даром — так долго быть современной и самостоятельной. Вот и плакать разучилась. И правильно. Зачем? Слезами болезни не поможешь.

Включила проигрыватель.

«Держи меня, соломинка, держи…»

Лежу, шмыгаю носом, тупо рассматриваю газеты. Из них вылетает конверт. Странное письмо — адрес мой, а фамилии нет, только: «Оле».

Внутри листок, и на нем номер телефона, больше ничего. Не такой уж, значит, Веня чудак. Все предусмотрел, даже момент. Значит, это судьба.

Насухо вытираю слезы, убираю музыку, подхожу к телефону. Снимаю трубку. Нет… А почему — нет? Жить значит действовать, всему наперекор и назло, только так. Набираю номер.

Гудки. Голос:

— Да?

Молчу. Снова голос, с робкой и радостной надеждой:

— Это Оля?..

И я отвечаю:

— Да.

— Антон, — говорю я сыну утром на кухне. — Сегодня ты останешься в саду.