— Но вы все равно ему не доверяли.

Мадам Венна задумчиво посмотрела на него.

— К тому времени я уже никому не доверяла. Доброта… — Она нахмурилась и разгладила покрывало на груди. — Ее ведь могут использовать во вред. Мужчины особенно искусны во лжи…

Она замолчала, увидев, что губы Сэйнта сложились в неодобрительную гримасу. Она подняла руку и с виноватым видом погладила его по щеке.

— Я была молода, Сэйнт. Мне тогда так хотелось быть любимой! Это сделало меня уязвимой, а далеко не все мужчины так деликатны, как вы.

Однако от этого лестного замечания его лицо только помрачнело.

— Но я не всегда такой, — пробормотал он.

«Поди пойми этих мужчин!» — подумала мадам Венна. Впрочем, он прав: очень мало людей назвали бы Сэйнта добрым. И он, и его друзья, порочные лорды, заслужили свою репутацию и гордились ею, как иные джентльмены гордятся новыми модными сюртуками.

К сожалению, мадам Венне в силу ее занятия приходилось встречать настоящих злодеев. Людей, которые калечат и убивают ради собственного удовольствия. Мужчина, с которым она провела эту ночь, не был способен на такую холодную и просчитанную жестокость.

— Так вам снятся люди, которые вас растили?

Мадам Венна поджала губы.

— Не только. Часто мне снится тот день, когда я сбежала от них.

— Почему именно этот день?

Теперь она жалела, что решилась все рассказать Сэйнту.

— Нельзя добиться свободы, не пожертвовав чем-то, не так ли? — Она откатилась от него и стала смотреть на горящую свечу. Пламя трепетало в завораживающем танце.

Мадам Венна услышала, как за спиной выругался Сэйнт, и, прежде чем она успела спросить, чем вызвана эта вспышка гнева, он схватил ее и положил на живот. Потом резко сдернул с нее покрывало, обнажив спину и ягодицы.

Шрамы.

Мадам Венна закрыла глаза и выбранила себя за неосторожность. В темноте ее нагота не имела значения. Присутствие Сэйнта и страшный сон так отвлекли ее, что она забыла прикрыть спину.

— Кто-то исхлестал вас, — произнес он глухим от едва сдерживаемой ярости голосом.

Она замерла, почувствовав прикосновение его пальцев к бледным линиям на спине и ягодицах. Он не был первым мужчиной, узнавшим, что ее кожа хранит страшные следы зверской жестокости. В прошлом было несложно списать их на особенности ее профессии. Она, бывало, рассказывала очередному потрясенному любовнику, что сама молила о том, чтобы ее хлестали, и получала неописуемое удовольствие от каждого жестокого удара.

В какую ложь поверит Сэйнт?

Когда его теплые губы прикоснулись к одному из самых уродливых шрамов, ей показалось, что она сейчас умрет, — так это было приятно. Мадам Венна крепко зажмурилась, приказывая себе не плакать. Каждый его поцелуй был слаще всех нежных слов, которые он ей говорил.

— Что вы д-делаете? — охрипшим голосом промолвила она.

Вместо ответа он сказал:

— Вы не хотели, чтобы я увидел эти шрамы.

Она положила подбородок на сложенные руки.

— «Золотая жемчужина» — не место для демонстрации шрамов, даже старых.

Ей не нужно было в эту секунду видеть Сэйнта, чтобы понять, что он ужасно разозлился.

— Черт возьми, разве же это работа?

Мадам Венна поморщилась от этих грубых слов и хотела перевернуться на спину, но Сэйнт удержал ее в том же положении.

— Вы правы, — покаянным и одновременно успокаивающим тоном произнесла она. — И вы не ошиблись, mon ch'eri, я действительно хотела скрыть от вас шрамы.

— Почему? — Это прозвучало требовательно и сердито, хотя при этом он очень нежно гладил ее покрытую рубцами ягодицу. — Неужели вы полагали, что мое мнение о вас изменилось бы?

Мадам Венна горько рассмеялась.

— Нет. — Если бы она могла отпугнуть его своими шрамами, она сделала бы это шесть лет назад. — Мне хотелось избежать ваших вопросов.

— Кто это сделал? — негромко спросил он. — Отец или сын?

Было понятно, что Сэйнт не отступится, пока не выведает всю правду.

— Не отец и не сын. Это была мать. Если она и испытывала ко мне теплые чувства, они испарились в тот день, когда я рассказала ей, как ее сын подстерег меня, когда рядом никого не было, и грубо лишил девственности. Мое платье было все изодрано, в грязи и крови…

Мадам Венна запнулась, когда Сэйнт страшно выругался, проклиная и мать, и сына.

— Разумеется, она не поверила мне. Эта женщина, которая растила меня с колыбели, назвала меня шлюхой и ударила по щеке так, что у меня в голове помутилось. Потом она потащила меня наверх и привязала руки к спинке кровати. И избила меня стеком.

— Не все эти шрамы оставлены стеком, мадам В!

Она повернула голову и жалостливо посмотрела на него. Несмотря на все свои безумства, он не знал истинной жестокости этого мира.