Шрифт:
Шейн улыбнулся Итану, не отпуская меня. Я была парализована, заморожена мыслью о том, что Габриель причинить вред этому человеку, — человеку, которого я безумно люблю, и который только что сказал при всех, что испытывает ко мне то же самое.
Я сорвала с себя микрофон и попыталась улыбнуться Шейну, но могу точно сказать, он почувствовал мою панику.
— Я, ээ, мне надо выпить. — Я приложила ладонь к его щеке и одна слезинка покатилась по щеке:
— Шейн Макстон, я люблю тебя больше, чем когда-либо любила другого. — Я спрыгнула с края сцены и направилась к бару, где Райан уже приготовил мне бутылку. Толпа кричала и гудела, но когда я покончила с первой рюмкой, тишина была оглушительной.
— Я еще не закончил, Грейс, — голос Шейна прогремел в динамиках.
— Посмотри на меня. По-настоящему посмотри на меня, Грейс.
Я повернулась всем телом к сцене со второй рюмкой в руке. Леа и Коннер тут же оказалась за мной.
Глаза Шейна поймали мои, и он не отводил от меня взгляда:
— Я ждал, кажется, две тысячи лет, чтобы сказать тебе как сильно я тебя люблю и ждал, чтобы снова прикоснуться к твоим губам.
Земля, казалось, ушла из-под ног, и Леа схватила меня, чтобы удержать меня на ногах.
— Послушай его, Грей, послушай его, — прошептала она, пока слезы текли по ее щекам.
Шейн перекинул гитару вперед, и незабываемая старая и божественная мелодия зазвучала по струнам. Ее мягкий тон и мелодичность сжали мое горло, и я жадно хватала воздух. Вид Шейна был настолько умопомрачительно красивым, что слезы мгновенно полили из моих глаз.
И он запел. Когда ноты взяли свою начало, а мелодия полилась, словно лаская кожу перьями, его слова начали разрывать на корню всю мою душу, взрывая весь мой мир.
Я не знал, что потерялся,
Пока ты не нашла меня;
Я никогда не знал что такое любовь,
Пока ты не дотронулась до моей руки.
Я уже давно потерял себя
Между твоими губами,
И вот ты здесь,
Ты украла мое дыхание.
До тебя я не знал, что такое рай,
Потому что до тебя был только ад,
Я не знал, что ушел так далеко,
Пока ты не вернула меня домой.
Я обещаю тебе, детка,
Я знаю, что ты разрушена,
Я возьму все кусочки твоей души
И соединю их воедино.
Потому что пока не появилась ты,
Я тоже был разрушен;
С того самого первого поцелуя
Для меня существовала только ты.
Когда песня закончилась, и последняя нота его красивого голоса отдалась в моем сердце, он спрыгнул со сцены и подбежал ко мне.
Мое тело неистово дрожало, и я рыдала. Пожалуйста, не будь Габриелем, Шейн. Пожалуйста, не будь Габриелем, Шейн.
Шейн схватил мое лицо, прижав меня к бару. Обе его руки покрывали мое лицо, нежно и мягко вытирая пальцами слезы. Он мягко прижался к моим губам.
— Пожалуйста, не будь Габриелем, Шейн, — я сильно зажмурила глаза и схватилась за его руки, как если бы они были единственной вещью, которая держала меня на земле.
— Нет, нет, детка. Грейс, это я. — прошептал он. Слезы потекли по его щекам. — Перо, Села. Я дал тебе перо. Это был мой подарок тебе. Ты спросила меня, когда я забрал тебя у Габриеля. Перо от ангельских крыльев.
Хныкая, я обняла его шею руками и покрыла его губы своими, пробуя вкус соли от наших слез:
— Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя, — от счастья рыдала я.
Пропуская свои сильные пальцы между локонами моих волос, он отстранился от моего лица и не сводил взгляда с моих глаз. Кончики его губ приподнялись, и эта его популярная сексуальная улыбочка заставила почувствовать жар по всему телу. — Скажи это еще раз, Грейс, — попросил он, покусывая мои губы.
— Я люблю тебя, Шейн Макстон. А теперь отвези меня домой, чтобы я показала тебе, насколько чертовски сильно я тебя люблю.
Толпа скандировала нам, чтобы мы поцеловались еще раз. И мы это сделали. Целуясь, мы шли к входной двери.
Я не помню прогулку до дома. Шейн мог бы распустить крылья и доставить меня домой, наверное. Я точно знаю, что Леа и Коннер были там, потому что я помню, как Леа плакала от счастья за меня, может он нас всех достал домой. Но как я уже сказал, без понятия. Но кого это волнует? Единственное, что важно, так это то, что я стояла перед Шейном в моей спальне. Мы смотрели друг на друга, долгие секунды ожидания чистого резкого тепла друг друга, чистой истинной нетронутой любви, витало по спирали между нами. Ожидание тепла и любви пело и плясало между нами, будто было живым, неудержимо живым.