Старший прапорщик Кронштейн, алкоголик и сирота, как и положено отставнику, китель с себя не снимал, форменные брюки — гладил. Требовал, строго сдвинув брови, чтобы контингент называл его полковником: «А чё ты, вошь, залупаешься, три звезды видишь, значит — полковник, смирно мне здесь стоять и есть меня глазами, плесень…». По всем внешним признакам, строгий полковник был изгнан из СА на вольные хлеба за синьку. Судя по лопнувшим сосудикам и багрово-синюшному цвету на щеках, синячить он не прекращал и после отчисления из родного, такого в доску своего ПВО. Военруком в школу ходить, дурных нет, а здесь сплошная дисциплина, штрафбат и питание с разными деликатесами.

Шло очередное политзанятие, в роли агитатора, пропагандиста и комиссара выступал кто? Правильно, сам товарищ полковник.

— Для развития и укрепления базовых начал нашей независимости от ядерных держав, — кричал по бумажке, с импровизированной трибуны матерый человечище, — нам кроме дробовиков и ракетниц, нужны боеприпасы к ним. Еще мы требуем у администрации нашей области, по примеру соседей полярников, обеспечить достойных коммунаров личным оружием, заменив саперные лопатки, автоматами Калашникова… и пистолетами… А также ввести в повседневный обиход переносные зенитно-ракетные комплексы… Хотя я считаю, что было бы неправильно оставлять без внимания развитие сил противовоздушной обороны суверенитета нашего острова и коммуны при нем…

Публика, как всегда, не произнося не единого слова, внимательно слушала, т. е. спала. Время темное, полярная ночь, а в помещении тепло и разносятся такие знакомые с детства слова про то, что мы, до конца будем бороться за мир, и в результате камня на камне от него не оставим, но победим.

Егор Моисеевич картавя, брызгая слюной и отчаянно жестикулируя, продолжал призывать к сплочению:

— После сплошной оружезации и оборонодержания, когда мы подновим в полтора, — Он задумался, что-то отчаянно высчитывая в уме, после выкрикнул, ударив кулаком по трибуне… Нет, в два человеческих роста все ходы сообщения. Вот тогда, товарищи, мы в который раз сможем с трибуны враждебной нашему строю ООН, говорить о нашем суверенитете и во всеуслышание объявить о независимости. После чего силами, выросшими в нашем коллективе приступать к сочинению гимна, раскраске герба и флага нашей родины, острова Голомятного.

— А деньги, где взять деньги на покупку акварельных красок, не говоря уже про покупку китайских калашей и макарычей? — Раздался неуверенный голос из тусклых, задних рядов.

После этого вопроса стало понятно, что внутренняя оппозиция подняла свою змеиную голову, и будет делать все от неё зависящее, чтобы сорвать планы по скорейшему обретению суверенитета и независимости. Конечно, уж кому-кому, а Егору Моисеевичу известному специалисту по срыванию масок с оскаленных морд мирового империализма и его прислужника мирового сионизма, не впервой было отбивать идеологические атаки на основы. Он был готов к ударам в спину добрых начинаний, но всё равно поморщился:

— Отвечаю на прямой вопрос еще более прямым хуком, э-э-э, т. е. ответом, — Грозно закричал он, напугав разбуженные первые ряда. — Ни твоего собачьего ума дело, срань вонючая, это во-первых, а во-вторых, имеются кое-какие наработки…

Со стороны приятно было наблюдать за филигранной, ювелирной работой настоящего идеолога, по овладеванию умами народных масс, смело смотрящего всему залу в глаза. Впрочем, смелость взгляда основывалась и на том, что его милая женушка, «попка» из ИВС передала своему благоверному неучтенную после изъятия игрушку. Сейчас этот пистолет Макарова гордо висел у него на поясе, к сожалению своими размерами несколько умоляя мужское достоинство… Ну, да, ладно, не будем обращать внимания на эти мелочи… Хотя… Или… Нет, не будем…

— Так их, троцкистов проклятых, — Прочитал по бумажке поднявшийся со второго ряда пацан-синюган, и под ласковым, ободряющим взглядом Моисеича, с ненавистью взглянув ему в глаза, шепеляво просипел. — Да здлавствует, дологой товались Сталин!

— Вот так мы им, по-рабочему ответим, — в духе общих собраний тридцать седьмого года улыбаясь, добавил Кронштейн. — Гарантирую, как всенародно избранный, как гарант будущей конституции (когда её купим, она будет храниться у меня в сейфе) что вы синяки и сявки голодными не останетесь…

После этих, берущих за душу слов, Кронштейн отложил бумажки и с серьёзным, задумчивым видом начал рассуждать о невозможности и безусловном вреде хорошей усвояемости продуктов брожения и перегонки. После чего легко перескочил на националистические лозунги и вместо знакомого с детства каждому жителю необъятной страны «бей жидов — спасай Россию» закричал, далёко выбрасывая сухенький кулачок: «стреляй в Кавказ, убивающий и насилующий наших детей». Закончил политзанятия мудрёными словами, которые достал из нагрудного кармана форменной рубашки: «Ксенофобия и ультранационализм для России — единственный выход в сегодняшних условиях!».

Собравшаяся публика стала испуганно просыпаться и, поняв, что учебные бомбометания силами коммунаров сегодня проводиться не будут, облегченно вздыхала.

Вождь, начавшееся покашливания, расчесывание под мышками и громкое зевание воспринял как ропот негодования, инспирированный той же оппозицией, поэтому, добавив металла в голос, грозно произнес:

— … И главное, ради чего я вас здесь собирал. Если еще раз узнаю, что кто-то из вас сахар с повидлом переводит на изготовление браги, тот будет строго наказан…