Шрифт:
— Вообще-то, нет. Но мне соседка — набожная старушка — говорила, дескать, когда не знаешь, кому ставить свечку, нужно ставить Всем Святым, они там сами сообразят.
Так и поступили. А вот с записочкой заминка вышла: имен то парней мы не знаем! Писать клички? Но опять же, кто погиб в пещере — Бодун и Касыч? Напишешь, к примеру, за упокой Бодуна, а он возьмет и живым окажется! И наоборот. И третий тип, что в дурке, неизвестно кто.
Судили, рядили так и сяк, и в конце концов решили: записок никаких не оставлять, а чтоб не ошибиться, кто жив, а кто помер, поставили свечки еще и за здравие погибших. Звучит, конечно, нелепо, а может, даже и страшновато, но иного выхода мы не нашли.
Церковный дворик Лизавета покидала с таким же шиком, как и входила в него. Чудесно исцелившийся слепой бомж, не таясь, таращился на подружкины прелести и счастливо улыбался.
— Смотри, Виталия, какой жизнерадостный человек, даже несмотря на тяжелую жизненную ситуацию и суровый недуг, бери пример! — Лизка остановилась возле «слепого» и уже извлекла из кошелька десятирублевую купюру, как вдруг слепой заговорил:
— Я не жизнерадостный, просто у меня уже истерика! Девушка, можно за вас подержаться? Я хорошо заплачу!
От взрыва моего хохота с окрестных деревьев испуганно сорвалась стайка ворон и с негодующим карканьем унеслась прочь. Смех душил, мешая нормально дышать. Я в изнеможении опустилась прямо на горячий асфальт и продолжала хохотать уже сидя. По щекам побежали слезы, но и они не помешали мне увидеть, как Лизавета от души врезала нахальному бомжу по физиономии. Увесистый кулак подруги угодил ему аккурат в переносицу. После такого удара «фонари» обычно появляются очень быстро и сразу под обоими глазами. Однако даже этот чрезвычайно весомый аргумент, выдвинутый Лизкой, настырного бомжа не впечатлил.
— Ну, хоть потрогать! — не унимался он, размазывая по лицу грязным рукавом побежавшую из носа кровь.
Я уже стала понемногу приходить в себя, но после этих слов снова свалилась с приступом гомерического хохота. Лизка рывком поставила меня на ноги и потащила прочь от «слепого». Усаживаясь в «жигуль», она грозно прошипела:
— Ни слова!
— Так ведь я и так молчу, — смех все еще душил меня, но я мужественно с ним боролась. Без особого, впрочем, успеха. — Только не понимаю, чего ты сердишься? Тебе гордиться собой надо: не каждому дан дар исцеления больных одними только формами. А что было бы, если б он к тебе прикоснулся? Страшно подумать!
— Витка! — сатанея, завопила подруга.
— Все, все, все, молчу, — я прикусила губу, чтобы снова не рассмеяться, и завела машину.
Всю дорогу до антикварного магазина Лизавета сердито хмурила брови, а порой даже ругалась. Успокоилась она только войдя в магазин.
Бывать в заведениях подобного рода до сегодняшнего дня мне не доводилось, потому как коллекционером старинных безделушек не являюсь, да и цены на эту старину, судя по информации в СМИ, такие, что моей жизни не хватило бы, чтобы заработать на какую-нибудь невзрачную вещицу.
Хоть я и догадывалась, какие здесь цены, все равно безмерно удивилась, когда увидела четырех-, пяти-, а то и шестизначные числа.
— Неужели есть такие дураки, которые здесь что-то покупают? — прошептала я в самое ухо Лизавете. Говорить громко я побоялась — кто ж в музеях говорит во весь голос?
— А то! Полно таких! — воскликнула подруга.
На звук откуда-то появился солидный дядька лет пятидесяти в безупречно сшитом костюме-тройке. Даже мне, человеку неискушенному, было понятно — костюмчик этот стоит ох как недешево.
— Добрый день! Ицхак Соломонович Зильберштейн, — представился дядечка и сложил мясистые губы в приветливую улыбку. — Чем могу быть полезен столь очаровательным гостьям?
Хоть Ицхак Соломонович и улыбался, но глаза его оставались серьезными и цепко ощупывали нас с Лизаветой. Очень скоро антиквар сосредоточил свое внимание исключительно на подруге, посчитав, вероятно, мою персону незначительной и не вызывающей интереса.
— Елизавета Петровна, — несколько жеманно произнесла Лизка, протягивая Ицхаку руку. Тот с достоинством прикоснулся к ней губами и не преминул заметить:
— Императрица!
Я громко фыркнула, тут же смутилась и принялась внимательно изучать узорчатый паркет под ногами. Тоже, наверное, старинный.
— Господин Зильберштейн, — к моему удивлению, трудную фамилию антиквара Лизка выговорила с первой попытки, — мы бы хотели получить консультацию специалиста по поводу одной вещицы…
— С удовольствием вас проконсультирую, Елизавета Петровна. Что за вещица?
— Нэцке.
— Нэцке? Любопытно! И что, она, по-вашему, представляет какую-то ценность? — в глазах антиквара мелькнул алчный огонек.