— Витка, ты меня удивляешь с каждой минутой все больше и больше! — Лизка уже не гремела своим громким голосом, а хрипела, словно ей накинули на горло удавку. — И почему ты всю жизнь считаешься умной?

Для ответа у меня не было ни сил, ни желания, потому что вопрос относился к категории риторических. Впрочем, подруга и не ожидала от меня ответной реплики. Она коротко пояснила, погрозив кулаком ночному небу:

— Пусть только попробуют не пустить! Это ведь деревня, тут о террористах только по телевизору слышали, и то если телевизоры имеются. В крайнем случае, денег предложим. Счастье, как ты понимаешь, небогатое! Сто рублей за ночлег двух молодых девушек — неплохая прибавка к пенсии.

Аргумент показался слабым, но свои сомнения я оставила при себе.

В неверном свете бледнолицей луны изба, у которой мы остановились, показалась мне настоящим склепом, хотя это был обычный дом-пятистенок со слегка покосившимся крылечком и реденьким штакетником по периметру. Где-то в глубине двора, учуяв чужаков, солидным басом залаяла собака, но буквально через минуту злобный лай перешел в тоскливый, протяжный вой. Мы с Лизкой замерли у хлипкой калитки. Я схватила подругу за руку и, почти теряя сознание, изрекла:

— Это к покойнику!

— Тьфу, дура! — Лизавета разом сбросила с себя очарование мистики. — И собака дура. В XXI веке подобное мракобесие просто смешно. Пошли.

Лизка решительно распахнула калитку. Однако я все еще находилась под влиянием мракобесия, оттого идти за подругой не спешила, здраво рассудив, что один покойник все же лучше двух! Если бы Лизавета могла читать мысли…

В маленьком окошке зажегся свет, и через секунду дверь в избушку-склеп со зловещим, как мне показалось, скрежетом открылась.

— Свят, свят, свят! — прошептала я, осеняя себя крестным знамением, потому как на пороге появился какой-то горбун ростом чуть больше метра. Оттого, что свет горел за спиной чудища, лица его видно не было, но я ничуть не сомневалась, что из его рта торчит страшный клык. Я попыталась вспомнить слова какой-нибудь молитвы, однако ничего толкового на ум не шло, в голове прочно засели дурацкие азимуты: Пахра — 330, овраг — 270. В общем, я стояла, крестилась, не переставая, и мысленно приказывала Лизке вернуться. Но сегодня, должно быть из-за сильных магнитных бурь в атмосфере, мои сигналы до подруги не доходили, а может, она просто оказалась намного бесстрашнее, чем я раньше думала.

Беседа Лизаветы с горбуном длилась недолго, вскоре она вприпрыжку, откуда только силы взялись, вернулась к калитке, у которой томилась я.

— Все в порядке, — обрадовала подруга. — Баба Шура согласилась нас приютить. Она даже накормит нас ужином. Я подумала, что наши припасы стоит поберечь — неизвестно еще, как там, в пещерах, обернется. Ну, что ты стоишь как «Девушка с веслом»? Хватай рюкзак и айда в хату!

Я в самом деле стояла подобно вышеупомянутой статуе, ошарашенная новостью: ужасный горбун оказался бабой Шурой! Впрочем, это ничего не меняло — старушки тоже бывают вредными, Баба-яга, к примеру. Сперва заманит к себе, а потом и съест.

— Давай, давай, Виталия, двигай поршнями, — поторопила подруга. — Сейчас покушаем здоровой деревенской пищи и баиньки. Ох, вот оно, счастье!

У меня подобной уверенности не было, я отчаянно трусила и даже начала мечтать о пещерах с милым названием Кисели, но Лизка вцепилась в мою руку и, не обращая внимания, на злобного пса, который, кстати, по виду напоминал близкого родственника собаки Баскервилей, потащила в избушку.

В сенях в нос ударил резкий запах сена и медикаментов. Сухие веники из травы висели повсюду, даже на потолке. В дальнем углу, занимая значительное пространство, стояла деревянная бочка. В таких бочках, как я была уверена, засаливают самые вкусные огурчики на свете. Но тут огурчиками и не пахло. Бочка источала малоприятный приторный аромат.

У входа в комнату, скрестив руки на обвислой груди, стояла баба Шура. При взгляде на нее я вновь испытала приступ мракобесия и уже по-настоящему затосковала по Киселям.

Старушка действительно была немногим выше метра. Это потому, что неведомая болезнь согнула ее почти пополам. Но глубоко посаженные глаза смотрели из-под густых бровей живо, хоть и недобро. Впрочем, возможно, мне так казалось в силу общего испуга и нечеловеческой усталости. В целом старушка напоминала ведьму из «Вия». Сходство довершала здоровая бородавка на носу с торчащими в разные стороны волосками. Бр-р! Крайне неприятная старуха!

— Дверь закрывай, — велела баба Шура не то мне, не то Лизке. Я накинула крючок на согнутый наподобие скобы гвоздь, а про себя подумала, что это ненадежная защита от злоумышленников, вздумай они сюда проникнуть.

— А ко мне никто не ходит, разве только такие вот охламонки, как вы, — словно прочитав мои мысли, заметила бабка.

«Точно, ведьма!» — про себя ахнула я, но, спохватившись, посоветовала себе впредь быть осторожнее с мыслями. Старуха бросила на меня злобный взгляд и приказала: