На вопрос, чем они тут, за тридевять земель, занимаются, Зазнобин махнул рукой и сказал, что так, по мелочи больше.

— «Макнамара» нас подрядил транспорты свои сопровождать. Платят они немного, но раньше, бывало, и того не имели. А теперь у нас патент и полное право имеем владеть вооруженным кораблем.

— Это когда же раньше? — спросил захмелевший Харпер.

За столом воцарилось молчание. Сержант, сообразив, что вопрос был неуместен, схватился за бутылку. Зазнобин кивнул.

— Это правильно. Ты лучше выпей, друг.

Но Полубой уже понял, чем промышляли мужики из разговора. Ходили они на трех бывших грузовозах, вооруженных каждый парой «онагров» и полудюжиной «единорогов», так что вопрос о том, как они существовали до того, как их наняла компания Макнамары, был и впрямь лишним.

— А ты, значит, с эсминца?

— Ну да. Дальняя разведка. Да вот паразит какой-то подал «SOS», а как мы подошли; оказалось, что он сам-три. И всадил нам бортовым. Делать нечего — пришлось сюда плестись. Хотим в доке на ремонт встать.

— Это как повезет, — сказал Зазнобин. — Слыхал, что в Содружестве делается? То-то. Нас-то не трогают, мы вроде как и не русские, по их мнению, а до вас могут зацепиться.

— Ничего, командир договорится, — отмахнулся Полубой.

Вскоре Касьян увидел, что каждый тост с ним пьет кто-нибудь один, в очередь. Тогда он подмигнул Зазнобину и вышел, вроде как по нужде.

— Старшой, — сказал Полубой, дождавшись Ивана, — не дело затеяли. Я к вам со всей душей, а вы меня подпоить решили?

— Сам виноват. Какая-такая «дальняя разведка»? Мы хоть училища офицерские не кончали, но кое-что тоже понимаем. Да и знаешь ты для старшины слишком много.

— Что сказал — то сказал, — отрезал Полубой, — большего не услышите. А напоить меня еще никто не смог.

— Хвалилась девка, что целка… — ухмыльнулся Зазнобин и ткнул Касьяна кулаком в плечо, — ладно, не обижайся. Пойдем к мужикам. Может, придумаем, как вам помочь.

— Слушай, мне сержант, когда я его спросил, кто вы такие, попытался какое-то слово выговорить. Не смог. Что-то вроде: ущучить.

Зазнобин так расхохотался, что бармен выронил из рук грязноватое полотенце, которым протирал кружки и стопки.

— Ущучить, говоришь? Тоже не плохо звучит. А на самом деле прозываемся мы — ушкуйники. Были такие лодки на Руси в стародавние времена. Ну а поскольку корабли наши были сработаны на наших вервях, на Волхове, то и назвали мы их ушкуями. Так-то, брат.

Небогатов допил остывший кофе, поставил чашку на стол и требовательно посмотрел на секретаршу губернатора. Девица ответила на его взгляд ослепительной улыбкой.

— Еще кофе, кэптен?

— Благодарю, но четвертую чашку я не осилю, — сдерживаясь, сказал Кирилл Владимирович, — вы не могли бы напомнить его превосходительству обо мне.

Девица поиграла пальчиками над селектором и сказала, очаровательно улыбаясь:

— Господин губернатор, кэптен Небогатов ожидает приема, — глядя в пространство, она выслушала что-то, доступное только ей, и перевела взгляд на капитана первого ранга, — Его превосходительство просит вас еще немного подождать.

Небогатов встал, поправил кортик и, подойдя к столу секретарши, оперся о него, склонился к девушке и сказал, постаравшись вложить в голос как можно больше сердечности:

— Передайте господину губернатору, что я возвращаюсь на корабль и немедленно передаю в штаб флота, что его превосходительство не желает сотрудничать. Согласно дополнению к договору о взаимопомощи от пятнадцатого декабря пятьдесят восьмого года, государственные служащие, отказывающиеся сотрудничать с представителями армии и флота союзного государства, подлежат смещению с должности, и в отношении данных представителей власти возбуждается уголовное дело. Всего доброго. — Небогатов четко развернулся и направился к двери.

Он не успел сделать и трех шагов, как за спиной раздался внушительный баритон.

— Господин Небогатов! Ну что же вы так вот, сразу… Я же не отказываюсь вас принять.

Губернатор, словно по волшебству появившийся в комнате, шел к Небогатову, протягивая руку для рукопожатия.

Арчибальд Старберт был высок, дороден и обладал положенной для губернатора представительной внешностью. Седина оттеняла его загорелое лицо, глаза лучились доброжелательностью, а улыбка как бы приглашала не принимать близко к сердцу такое ничтожное недоразумение, как долгое ожидание.