Больше всего на свете Клаудии хотелось, чтобы Дэн сам захотел стать отцом.

Он соскользнул на матрас и заглянул в лицо Клаудии:

— Не переживай.

Беспечность, с которой он это обронил, при желании можно было бы принять за безразличие. Но к чему себя накручивать? Пряча влажные от слез глаза, Клаудия прижалась лбом к груди мужа, а тот снова обнял ее и похлопывал по спине. Размеренно, рассеянно. Как младенца — чтобы тот отрыгнул после кормежки.

Снег валил хлопьями. Снежинки в полете цеплялись друг за дружку, словно в надежде облегчить встречу с землей. Они уже укрыли траву, их натиску уступали и тротуары с мостовыми, прежде сырые, а теперь припорошенные тонким снежком. Вечно мне везет как утопленнику, подумала Гейл.

За полтора месяца, с октябрьского заседания Клуба книголюбов и первого сеанса черной магии, с неба не упало ни капли дождя, ни единой снежинки, а сегодня, когда для рождественских покупок осталось всего-навсего десять дней, за окном настоящая метель, черт бы ее подрал.

Розовый куст у гаража, еще не сбросивший листья, весь в снегу выглядел странно. Неестественно. Гейл перевела взгляд на соседний двор — там все розы были загодя любовно укрыты пленкой.

Она снова обратила взор к своему одинокому жалкому кустику. Ну и ладно, чего уж теперь. Поздно. Прошлые зимы как-то пережил без ее помощи — и еще одну переживет.

В другой комнате чем-то громыхала Эмили. Спрашивается, куда Эллен смотрит? Гейл минуты считала до прихода няньки, а когда та наконец явилась, Гейл сама с превеликим удовольствием вернулась бы в детскую. Но надо отправляться по магазинам. Какой же из нее выйдет Санта-Клаус, если под ногами будет крутиться Эмили? Господи, да чем она там грохочет?

Может, она слишком строга с девочкой? Может, все ее терпение ушло на Вилла и Эндрю? На прошлой неделе, например, когда Эмили стучала картофелиной по окну, Гейл влетела в гостиную с воплем: «Не сметь тарабанить картошкой по стеклам!»

Вообще-то она не из крикливых, но в тот раз дико разозлилась. Теперь и сама никак не решит, что смешнее — эта нелепая фраза или злость, с которой она эту фразу орала.

Раньше Гейл и представить не могла, что когда-нибудь будет кричать, — ну разве что на сцене. Однако выбор был сделан в пользу школы бизнеса и рекламы, а не театра и изящных искусств. Во-первых, надежнее, а кроме того, реклама отвечала творческим наклонностям Гейл и ее авангардизму. Занималась она по-своему, не следуя никаким шаблонам и образцам, — отправилась в Аргентину и год там проучилась. Что по иронии судьбы и стало началом конца ее оригинальничания, поскольку именно в Аргентине она встретила Джона.

Гейл была по душе ее теперешняя жизнь. Нет, правда. Но бывали дни, когда с грустью вспоминалась недолгая рекламная деятельность, хромированный стол в известном рекламном агентстве, помощник на побегушках, шикарные деловые костюмы. На худой конец, она согласилась бы на толику уважения окружающих и по возможности — изредка — на свободную минутку для себя.

Снег повалил еще гуще. Ни пройти ни проехать. Еще вчера мальчики играли в песочнице, а теперь она почти скрылась под белым ковром. На шоссе будет светопреставление, на машине отправляться в город в такое ненастье страшновато. Можно бы дернуть на электричке, размышляла Гейл, но ведь еще ничегошеньки не куплено, а в руках все до дому не дотащишь. Груду китайской пластмассы, которую надо купить в магазине игрушек, ей на себе точно не донести. Сделав глоток давно остывшего кофе, Гейл хмуро покосилась на сыплющуюся за окном помеху.

Хоть дети порадуются. Рождество все-таки будет снежным, а то мальчишки все переживали: «Как же сани Санты проедут без снега?»

Да-а, зато теперь из-за этого самого снега сани Санты рискуют остаться пустыми. Гейл отставила чашку и снова взяла список покупок. Что ж делать-то?

«Ладно, миссис Клаус, — сказала она себе, засовывая список в кошелек, — забирайтесь-ка вы в машину и отправляйтесь по магазинам, как все остальные горемычные Санта-Клаусы».

Подумаешь, небольшой снегопадик. Давно ли какая-то там непогода стала мешать ей пройтись по магазинам?

Джил отперла дверь в студию, щелкнула выключателем. Над головой мигнули и медленно разгорелись лампы дневного света. Брр. На дворе декабрьская стужа — и здесь немногим теплее. Джил пошла включить обогрев. Серебристый шар термостата обжег пальцы холодом. Насквозь ледяная комната. Вот уж сколько дней Джил сюда не наведывалась.

Высокие, от пола до потолка, окна студии выходили на запад и на север. В северные окна были видны склады на противоположной стороне улицы и чуть дальше — железнодорожные пути, насыпь, камни, всякий сор. Теперь все покрывал снег.

Джил со скрещенными на груди руками прислонилась к кирпичной стене у окна. Мимо пролетел поезд метро. Насколько он тише электричек, почти бесшумный в сравнении с ними. Электрички шныряли по решетчатой эстакаде прямо под западными окнами. Серая краска эстакады отслоилась, обнажив ржавые переплеты металла.

Эти неприглядные железяки по-своему красивы, думала Джил. Ей нравилась их мощь. Они придавали пейзажу индустриальный оттенок, не давали забыть, что это все же и город Широких Плеч, а не только набитый яппи город Офисных Клетушек. Мерный стук проносящихся мимо каждые десять минут поездов успокаивал ее за работой, дарил ощущение, что снаружи мир живет, даже если ей самой кажется, что время остановилось.