Шрифт:
Итак, первым делом Пумукль проник через приоткрытое окно в мастерскую и начал поиски ключей.
Из своего многолетнего опыта домовой знал, что люди вешают ключи на крючок на стене, кладут на тумбочку у двери или в карманы. Ключи Цахариуса не висели на крючке и не лежали на тумбочке, значит надо искать в кармане.
И — о, удача! В кармане Пумукль нашёл не только ключи, но и бумажник, и носовой платок.
Бумажник тут же ускользнул за доски, сложенные в углу, а носовой платок упорхнул под одну из машин. Ключи же поползли по полу, запрыгнули на подоконник и, проскользнув через щель в окне, повисли на карнизе. Довольный своей работой домовёнок уселся на доски в мастерской и стал терпеливо ждать. Он знал, что, каким бы замечательным не был план, должны ещё подыграть и внешние, не зависящие от него обстоятельства.
Таким «внешним обстоятельством» оказался почтальон. Он зашёл в мастерскую, чтобы взять у Цахариуса плату за радио.
Пумукль забулькал от предстоящего удовольствия, услышав это. Хорошо, что машина заглушила его радостные возгласы.
Цахариус полез в карман, ничего, естественно, там не обнаружив, проверил другой, развёл в недоумении руками, похлопал рукой по всем карманам, поискал на столе — бумажник как в воду канул.
— Скорее всего я оставил бумажник в квартире, — сказал он несколько растерянно почтальону. — Если вы согласитесь последовать за мной в дом напротив, то я буду вам очень благодарен.
Почтальон согласился: всё равно надо было обойти всех жильцов этого дома.
Оба вышли, и Цахариус, заперев мастерскую снаружи, оставил ключ в замочной скважине. Он всегда делал так, отлучаясь ненадолго. Через несколько минут ключ, естественно, очутился рядом с ключами от квартиры на карнизе, а Пумукль потирал руки от удовольствия, что «внешние обстоятельства» так удачно «подыгрывают» ему.
Что происходило в доме, каждый может себе представить. Цахариус снова безрезультатно хлопал себя по карманам, ещё больше смущаясь и сердясь.
— Я схожу с ума. Вероятно, оставил ключи от квартиры в мастерской. Извините, пожалуйста, я через минуту вернусь.
Почтальон прождал не одну минуту, а, наверное, пять, тоже начал сердиться и отправился к мастерской. По двору туда-сюда бегал покрасневший и растрёпанный Цахариус, заглядывая во все углы. Увидев почтальона, он закричал:
— Вы же можете подтвердить, что я оставил ключ в замочной скважине? Теперь исчез и этот ключ!
— Я не имею понятия, где вы оставляете свои ключи, — сухо ответил почтальон.
— А может, я взял его с собой и выронил по дороге? — Цахариус так разнервничался, что его начало трясти. — Теперь я не могу попасть ни в мастерскую, ни в квартиру. Такого со мной ещё никогда не случалось.
— Теперь вам остается только одно — вызвать слесаря, — предложил почтальон.
— У меня нет ни пфеннига[1], чтобы позвонить; бумажник ведь лежит в квартире.
Почтальон давно знал Цахариуса как порядочного человека, поэтому одолжил ему денег на телефон и пообещал зайти ещё раз завтра.
— Успокойтесь, всё найдётся. И у меня бывают такие дни, как будто кто колдует, — сказал он на прощание.
— Это верно, — пробормотал токарь, — сначала какой-то незнакомец пытается разыграть меня рассказами о домовом, а теперь… как будто и правда домовой тешится. Но делать нечего, придётся звать слесаря, пойду звонить своему знакомому Бернбахеру.
Услышав это, Пумукль чуть не слетел с оконного карниза, поспешив за Цахариусом к телефонной будке.
Представившись и ещё ничего не успев сказать, токарь услышал как Бернбах громко расхохотался:
— Значит, Эдер был у тебя?! — проговорил он сквозь смех. — Жаль, что я не видел этого, но ты мне должен всё рассказать.
Но Цахариус и не думал смеяться вместе с ним.
— Да, твой чудной знакомый был здесь, и теперь у меня происходят странные вещи.
Бернбах снова расхохотался:
— Ты ещё скажи, что у тебя тоже поселился домовой.
— Я не скажу этого, но я не могу попасть ни в квартиру, ни в мастерскую. Приезжай срочно с инструментами, мне надо ещё сегодня закончить заказ.
— Я должен приехать к тебе? Нет, со мной первоапрельская шутка не пройдёт!
— Это не шутка, ты мне действительно должен помочь, — Цахариус начинал терять терпение.
— Я не так наивен, как Эдер, чтобы поддаваться первоапрельским уловкам.
— Я тебе даю честное слово, что стою на улице и не могу открыть дверь в квартиру и мастерскую. Если это окажется шуткой, я куплю тебе бутылку хорошего вина!
Это заверение показалось Бернбаху достаточно убедительным, и он пообещал немедленно приехать.