— Сильно сомневаюсь.

Если честно, какая вообще польза от братьев? Они только и могут, что надоедать и раздражать.

— Знаешь, Томас, тебе следует быть более аккуратным за завтраком. У тебя на рубашке пятно от яйца, преогромнейшее!

Том в панике проводит ладонью по груди.

— Где? Я не вижу!

— Вот… — Я стучу пальцем по его виску. — Вот здесь!

— Что?!

— Апрельский дурак!

Томас кривит губы в усмешке.

— Но апрель еще не наступил!

— Да, — соглашаюсь я, прибавляя шагу. — Но ты все равно дурак.

Сиделка в накрахмаленном белом переднике показывает нам небольшую площадку для отдыха рядом с застекленной верандой. Какой-то мужчина сидит, развалясь, в плетеном тростниковом кресле; его ноги накрыты шотландским пледом. Я не сразу узнаю отца. Он так похудел…

Том негромко откашливается.

— Привет, отец! Ты неплохо выглядишь.

— Да, мне уже лучше. Джемма, малышка, ты, мне кажется, становишься красивее с каждым днем.

Он бросает на меня лишь мимолетный взгляд. Мы не можем смотреть друг на друга. По-настоящему — не можем. С тех самых пор, как я выволокла его из опиумного притона. Теперь, глядя на отца, я вижу наркомана. А он, когда видит меня, вспоминает то, что предпочел бы забыть. Мне хочется снова стать восторженной маленькой девочкой, сидящей рядом с ним…

— Ты слишком добр ко мне, отец.

«Легко и бодро, Джемма!»

Я выдавливаю из себя улыбку. Как он похудел…

— Чудесный денек сегодня, правда? — говорит отец.

— Да, действительно, — соглашается брат. — День очень хорош.

— Здесь такой красивый сад, — говорю я.

— Да. Очень, — поддерживает меня Том.

Отец рассеянно кивает.

— Да-да…

Я пристраиваюсь на краешке кресла, готовая вскочить и уйти, как только подвернется возможность. И протягиваю отцу коробку, искусно упакованную в золотую бумагу и украшенную большим красным бантом.

— Я привезла мятные конфеты, которые ты так любишь.

— Да-да… — повторяет он, без особого восторга принимая коробку. — Спасибо, малышка. Томас, ты подумал об обществе Гиппократа?

Том хмурится.

— Что еще за общество Гиппократа? — спрашиваю я.

— Известный клуб ученых и медиков, в него входят знаменитые умы. И они проявляют немалый интерес к нашему Томасу.

Мне кажется, такое общество вполне подошло бы Тому, поскольку он — ассистент в Королевском госпитале в Бетлеме, или Бедламе, и, несмотря на свои многочисленные недостатки, прирожденный целитель. Медицина и наука — две его основные страсти, и потому я не понимаю, почему при упоминании общества Гиппократа он ехидно ухмыляется.

— Меня они не интересуют, — заявляет Том.

— Но почему?

— Потому что большинство членов этого общества пребывают в возрасте от сорока лет до смерти, — фыркает Том.

— Но там сосредоточены немалые знания, Томас. И ты проявил бы мудрость, если бы отнесся к ним с уважением.

Том открывает коробку и берет конфету.

— Ну, это ведь не клуб Атенеум.

— Ставишь себя очень высоко, да, мой мальчик? В Атенеум принимают немногих, и ты не из их числа, — решительно говорит отец.

— Может, и войду в него, — не уступает Том.

Тому отчаянно хочется быть принятым в самом высшем лондонском обществе. Отец считает, что это глупо. Мне неприятно, когда они спорят на эту тему, и не хочется, чтобы Том сейчас огорчал отца.

— Папа, я слышала, ты скоро вернешься домой, — говорю я.

— Да, так мне сказали. Говорят, я совершенно здоров.

Он кашляет.

— Это будет просто замечательно! — без малейшего энтузиазма произносит Том.

— Конечно, — соглашается отец.

И мы все умолкаем. Через лужайку бредет стайка гусей с таким видом, как будто и они тоже утратили направление. Какой-то мальчишка подгоняет их, пытаясь направить к пруду поодаль. Но нам никто не может показать новую дорогу, и потому мы просто сидим, говорим о пустяках и старательно избегаем упоминания о чем-то значимом. Наконец к нам подходит сиделка с луноподобным лицом и медно-рыжими волосами.

— Добрый день, мистер Дойл. Вам пора на водные процедуры, сэр.

Отец облегченно улыбается.

— Мисс Финстер, вы как солнечный луч в пасмурное утро! Как только вы появляетесь, все становится прекрасно.

Мисс Финстер улыбается — словно луну сломали пополам.

— Ваш отец так очарователен!

— Ну ладно, идите, — говорит нам отец. — Мне бы не хотелось, чтобы вы опоздали на лондонский поезд.

— Да, действительно.

Том уже рвется в город. Мы пробыли здесь меньше часа.

— Значит, теперь увидим тебя дома, отец, через две недели.

— Совершенно верно, — подтверждает мисс Финстер. — Хотя нам будет грустно с ним прощаться.