Шрифт:
— Нет, помолчи, — говорю я. — Мне здесь нравится.
Он садится на какую-то могилу, надпись на которой почти стерта временем, и кивает в сторону служанок, яростно колотящих по ковру.
— Я слышал, у вас будет бал-маскарад.
— Да, завтра, — отвечаю я. — Я оденусь Жанной д'Арк.
— Подходящий костюм.
Картик рассматривает яблоко, нажимает большим пальцем на вмятину на его боку.
— Не сомневаюсь, к вам приглашено множество джентльменов. Английских джентльменов.
— Я уверена, что приедет вообще очень много народа, — осторожно говорю я.
Картик впивается зубами в яблоко. Я срываю с дерева листок и превращаю его во множество узких полосок. Повисает неловкое молчание.
— Извини, — говорю я наконец.
— Тебе незачем извиняться. Я тебе лгал.
Я усаживаюсь рядом с ним. Расстояние между нами не слишком велико, но оно кажется пропастью.
— Приходи на бал, — тихо говорю я.
Картик смеется.
— Ты шутишь!
— Нет, ничуть. Это же костюмированный бал. Кто догадается?
Картик закатывает рукав, открывая кожу теплого коричневого цвета.
— И никто не заметит вот этого? Индийца среди англичан?
Он снова с хрустом кусает яблоко.
— Индийский принц, — говорю я. — И у тебя будет приглашение. Я тебе принесу.
— Если я не могу прийти в своем настоящем виде, я не приду, — говорит он.
— Но ты подумай, а? Если передумаешь, повесь какой-нибудь лоскут на иву, и тогда я завтра приду в прачечную в половине седьмого.
Картик, прищурившись, смотрит на солнце. Потом качает головой.
— Это твой мир, не мой.
— Но что, если…
Я тяжело сглатываю.
— Что, если бы мне хотелось видеть тебя в своем мире?
Картик опять откусывает кусок яблока, глядя вдаль, на склоны холмов, на мирный пейзаж.
— Не думаю, что я к нему принадлежу.
— Да и я тоже, — смеюсь я.
Две слезинки выскальзывают из глаз, и мне приходится быстро поймать их пальцами. В них тихонько шелестит магия, искушая: «Ты могла бы заставить его…»
Нет, с этим я покончу.
— Тогда идем со мной в сферы, — говорю я. — Мы могли бы вместе взглянуть на Амара. Мы…
— Нет. Я не хочу знать, во что превратился Амар. Я хочу помнить его таким, каким он был прежде.
Он бросает остаток яблока обратно в корзинку.
— Я очень много размышлял над всем этим в последние несколько дней, и я думаю, что для меня куда лучше отправиться на «Орландо». Здесь меня ничто не ждет.
— Картик… — начинаю я, но что, в конце-то концов, я могу сказать? — Ты должен делать то, что считаешь лучшим.
— Я буду помнить о тебе в Индии, — говорит он. — Я помолюсь о твоей семье на берегу Ганга.
— Спасибо.
В горле застрял ком, который никак невозможно прогнать.
Картик берет свою корзинку.
— Хорошего вам дня, мисс Дойл.
— Хорошего дня, Картик…
Он жмет мне руку и спускается по холму. А я остаюсь на кладбище в одиночестве.
— Так оно и должно было кончиться, — говорю я, прижимая ладонь к глазам. — Только мертвым я и нужна.
У меня внезапно подгибаются колени. Сила видения так яростна, что я опускаюсь на землю, схватившись за живот. Все мышцы напряжены. Небо как будто раскололось надвое; облака наполнились красным цветом.
«Боже… я не могу дышать… не могу…»
Среди могильных камней стоит Вильгельмина Вьятт, ее лицо искажено бешеной злобой. Она хватает меня за волосы и тащит к могилам. Я брыкаюсь и сопротивляюсь, но она сильнее. Когда мы оказываемся около могилы Евгении Спенс, Вильгельмина резко толкает меня, и я падаю, с ужасом видя, что земля смыкается надо мной.
— Нет, нет, нет!
Я царапаю края могилы ногтями, кричу в отчаянии:
— Выпусти меня отсюда!
Земля подо мной проваливается — и я стою в самом сердце Зимних земель, перед Деревом Всех Душ. Я вижу испуганные глаза Евгении.
— Спаси нас… — умоляет она.
Я бьюсь изо всех сил. Могила обваливается, я прикрываю глаза, потому что на меня летит дождь грязи.
Тишина. Я слышу… девушки веселятся. Смех. Я отвожу руки, открываю один глаз. Я снова на кладбище. Ветерок. Слышно, как на задней лужайке играют в крокет. На ботинках и юбке грязь. Вильгельмина исчезла. Я одна. Могила Евгении Спенс в полном порядке. И фиалка на месте, и мне остается только разрыдаться — от страха и разочарования.
Я бреду через кладбище на ватных ногах. Откуда-то появляются вороны, как большие черные дождевые капли. Они садятся на надгробия. Я закрываю уши ладонями, чтобы не слышать их отвратительных криков, но они каркают прямо у меня под кожей, как всепроникающий яд.