Шрифт:
— Кто бы это ни был, он ушел, — говорю я. — Но давайте-ка поскорее ляжем в кровати, пока нас действительно не поймали.
Глава 17
На следующее утро, в самый неприятный час, миссис Найтуинг собирает старших учениц в большом холле. Девушки дремлют на ходу, школьные формы застегнуты кое-как, волосы едва приглажены второпях. Многие трут глаза. Но мы не осмеливаемся зевать. Миссис Найтуинг собрала нас здесь не ради ранней чашки чая и нежных поцелуев. В воздухе витает угроза, близится нечто ужасное, и я боюсь, что нас все-таки заметили прошедшей ночью.
— Надеюсь, это не связано с костюмированным балом, — беспокоится Элизабет, и Сесили шикает на нее.
Через пять минут в холл врывается миссис Найтуинг — с таким мрачным выражением лица, что мы застываем, как замороженные. Она останавливается перед нами, заложив руки за спину, вскинув подбородок, и глаза у нее хищные, как у лисицы.
— Совершено весьма серьезное преступление, из тех, которые невозможно оставить безнаказанными, — говорит директриса. — Вы знаете, о чем я говорю?
Мы осторожно, с опаской качаем головами. Я чуть не теряю сознание от панического страха.
Миссис Найтуинг обжигает нас властным взглядом.
— Камни восточного крыла были осквернены, — говорит она, отчетливо произнося каждое слово. — Их разрисовали странными знаками… кровью!
Все девушки разом громко ахают. Я ощущаю и ужас, и возбуждение: восточное крыло! Кровь! Тайное преступление! Об этом будут отчаянно сплетничать по меньшей мере неделю.
— Прошу тишины! — рявкает миссис Найтуинг. — Знает ли кто-то хоть что-нибудь об этом преступлении? Если вы начнете покрывать друг друга, выбрав молчание, вы окажете кому-то дурную услугу!
Я думаю о прошлой ночи, о фигуре, мелькнувшей в темноте. Но я, само собой, не могу рассказать об этом миссис Найтуинг, потому что тогда мне пришлось бы объяснять, почему я бродила там, вместо того чтобы лежать в постели.
— Неужели никто не выйдет вперед? — продолжает напирать миссис Найтуинг.
Мы молчим.
— Очень хорошо. Если никто не желает признаваться, наказаны будут все. Вы возьмете ведра и щетки и будете все утро отмывать испачканные камни, пока они не заблестят, как новенькие.
— Ох… но, миссис Найтуинг, — вскрикивает Марта, заглушая тихий ропот. — Неужели мы действительно должны отмывать… кровь?!
— Боюсь, я потеряю сознание, — со слезами в голосе говорит Элизабет.
— Ничего подобного вы не сделаете, Элизабет Пул!
Ледяной взгляд миссис Найтуинг мигом осушает слезы Элизабет.
— Восстановление восточного крыла — очень важное дело. Мы ждали этого долгие годы, и никому не будет позволено остановить работы! Разве мы не хотим, чтобы школа Спенс выглядела наилучшим образом ко дню костюмированного бала?
— Да, миссис Найтуинг, — отвечаем мы.
— Подумайте, как вы будете горды, когда через многие годы вернетесь сюда, возможно, с собственными дочерьми, и сможете сказать: «Я училась здесь, когда все эти камни возвращали на место!» Мистер Миллер и его рабочие каждый день тяжко трудятся, восстанавливая восточное крыло. И вы можете подумать об этом, когда будете чистить камни.
— Ха! «Когда вы вернетесь с собственными дочерьми!» — фыркает Фелисити. — Уж можете быть уверены, я-то никогда сюда не вернусь!
— Ох, мне этого не вынести… прикасаться к крови!
Элизабет морщит нос. Вид у нее совсем больной.
Сесили осторожными круговыми движениями трет камень.
— Я совершенно не понимаю, почему нужно наказывать всех?
— У меня руки болят, — ворчит Марта.
— Тс-с! — останавливает ее Фелисити. — Слушайте!
На лужайке миссис Найтуинг яростно допрашивает Бригид, а мистер Миллер стоит рядом, сложив руки на груди.
— Это ты сделала, Бригид? Я всего лишь хочу услышать честный ответ!
— Да нет же, миссус, сердцем клянусь, это не я!
— Я не желаю, чтобы девушек пугали какими-то колдовскими знаками и разговорами о феях и прочем в этом роде!
— Да, миссус.
Мистер Миллер хмурится.
— Это они, цыгане. Им нельзя доверять. Чем скорее вы их отправите отсюда, тем лучше мы все будем спать. Я знаю, у вас, леди, очень нежные чувства…
— Могу вас заверить, мистер Миллер, что в моих чувствах нет ни малейшей нежности! — огрызается миссис Найтуинг.
— И все равно, мэм, только скажите — и мы с рабочими позаботимся об этих цыганах, ради вас!