Олег и сам не сразу во всем разобрался, Маркузе действительно ведь очень популярен среди значительной части западного студенчества и интеллигенции. Его «Одномерный человек» стал на Западе бестселлером — самой ходкой книгой еще в конце шестидесятых годов. Сказать о нем лишь то, что его мысли ничего общего не имеют с подлинной революционностью и тем более с марксизмом, наверное, недостаточно. Надо как-то поподробнее рассказать, да хватит ли времени, отпущенного на беседу…

Но тут мысли Олега прерывает звонок. А когда он распахивает дверь, то видит у входа Ямщикова.

— Не бойся, — смеется Анатолий, заметив его встревоженный взгляд. — Сегодня я трезв и ни в каких драках не участвовал, хотя снова к тебе прямо от Грачева. Понимаю, что поздно, но не зайти не мог…

— Да что ты оправдываешься — заходи безо всяких извинений и объяснений. Сам знаешь — я тебе всегда рад.

Когда гость проходит в его комнату и усаживается в кресло, Олег спрашивает:

— Может быть, принести чего-нибудь поесть? У мамы сегодня пироги.

— Нет, не надо, я сыт, Марина накормила. А зашел к тебе вот почему. Снова был у меня разговор с Грачевым о предстоящей его встрече с Тузом. «Сколько же можно ждать, — говорю я ему. — Хотите, может быть, чтобы на меня и в самом деле показал кто-нибудь, что видел, как я дрался с Бричкиным?» Он обрывает: «Не говори ерунды! Просто Туз занят сейчас. Вернее, нет его в Москве». — «Так, может, — спрашиваю, — он вообще раздумал?» — «Скажешь тоже! — ухмыляется Грачев. — Для него сейчас осуществление задуманного — все! А воплощать его замысел придется тебе вместе со мной. Я, конечно, у тебя в подсобниках буду. Не по моей квалификации предстоит работа». И тут вдруг меня осенило! — хватает Олега за руку Анатолий. — Только ты не ругайся, что не смог посоветоваться с тобой. Да и когда было…

— Не тяни же ты, не выматывай нервы! — злится Олег.

— Ну, в общем, я ему говорю: «Слушай, Грачев, а что, если мы к этому еще и Рудакова?» — «То есть к чему?» — не сразу понял меня Грачев. «К замыслу Туза, — поясняю. — Мы с Олегом любую бы его идею тогда воплотили не только в металле, но и вообще в чем угодно…»

— Ну а он? — торопит Анатолия Олег.

— Сначала молчал, а я продолжал развивать свою мысль. «Это можно было бы, — говорю, — даже у нас в цехе. Мастер, сам знаешь, до сих пор болен, и Рудаков все еще его замещает. Любой инструмент будет, значит, в полном нашем распоряжении. Рудаков и Патера с Мавриным смог бы к этому привлечь. Сам понимаешь, как бы они могли нам пригодиться».

— Патера с Вадимом ты, однако, зря… — недовольно замечает Олег.

— Ничего не зря! Грачеву эта мысль понравилась. Он ведь считает, что Патер с Мавриным тоже у Туза в руках. «Доложу, — говорит, — ему, когда вернется». Но попросил о разговоре нашем пока никому… Имей это в виду.

— Ладно, понимаю.

— А Марина прямо возненавидела его теперь за то, что он меня в такое дело вовлекает и не хочет помочь милиции взять Туза. Уж я даже заступаться за него стал. «Как же, — говорю, — он может помочь милиции, если не имеет с Тузом прямого общения?» Она мне в ответ: «Это он только говорит так, на самом-то деле встречается с ним, наверное…»

— А сам ты как думаешь? — прерывает Анатолия Олег.

— Права, пожалуй, Марина. Зачем Тузу такая сложная система связи с Грачевым? И потом, чем больше сообщников, тем больше шансов на провал. Мы этот разговор с Мариной в его отсутствие вели. Боюсь я за нее. Как бы босс Грачева с нею не расправился… Я бы взял ее к себе (говорил уже об этом с дедом, он не возражает), но, пока не поженимся, она ни за что ведь не согласится ко мне переехать.

— Так женитесь поскорее!

— Заявление в загс уже подали, но нужно еще почти месяц ждать.. Ну ладно, я пошел, поздно уже. А ты сообщи завтра о моем разговоре с Грачевым Татьяне Петровне.

Нелегким был этот день и у Маврина. Он с утра еще заметил, что Грачев как-то странно присматривается к нему. А в обеденный перерыв отозвал его в сторону и сказал:

— Что-то ты, Вадим, сторонишься меня уж очень?

— С чего ты взял?..

— Ни с чего не взял, так оно и есть. Да ты мне, в общем-то, и ни к чему. В друзья к тебе навязываться не собираюсь. Да вот Туз все еще интересуется тобой. Велел, между прочим, напомнить разговор ваш давний о коллекции теперешнего тестя твоего.

— О какой коллекции? — слишком уж усердно наморщил лоб Вадим.

Странное дело — раньше ему трудно было разговаривать с людьми, которых он называл «праведниками», а теперь никак не может найти общего языка с теми, кто когда-то составлял его компанию.