— Радуйтесь. Иначе пришлось бы вам рассказывать, — пожал плечами Дима.

«БМВ» пролетел по Октябрьскому проспекту, помчался к выезду из города. Лемехов чуть опустил стекло, включил музыку.

До Петунина ехали молча, слушали «Авторадио». Только на самом подъезде Лемехов сказал:

— Знаешь, что я думаю? Я думаю, это дело рук Манилы.

— Почему?

— Ну, сначала я решил, что это твой отец постарался. Но его… В общем, застрелили, уж извини. Остался Манила. Кто еще мог такую операцию провернуть? Не мальки же?

— Не мальки, — согласился Дима.

— А больше некому.

— Есть кому, — сказал Дима.

Лемехов внимательно посмотрел на него.

— Ты знаешь, кто это сделал?

Дима кивнул в сторону маячащих впереди добротных кирпичных особняков:

— Седой знает.

На въезде их остановила охрана. Дима подумал, что не только Кроха заботился о собственной безопасности. Вообще, типичная отличительная черта этой страны — заборы и охрана. Людям, имеющим деньги, хочется жить красиво, но чтобы красоту эту видело как можно меньше народу.

— К кому? — спросил квадратный охранник, придерживая висящий на плече охотничий карабин.

— К Перепелкину Олегу Ивановичу, — ответил беспечно Лемехов. — Тридцать шестой коттедж.

Охранник сверился с записью в специальной книге, поднял шлагбаум:

— Проезжайте.

— Кто такой Перепелкин? — спросил Дима.

— А черт его знает, — дернул плечами оперативник и охотно пояснил: — Я, как узнал, где Седой обитает, сразу позвонил в ГУВД и попросил данные на кого-нибудь из проживающих в Петунине. Ну, мне и дали этого Перепелкина. Там у нас сержант такой исполнительный сегодня дежурит — чудо просто.

Улочки поселка оказались аккуратно залиты отменным асфальтом. Фонарные столбы по обочинам — изящные, красивые, словно леденцы на палочке.

— Вот живут люди, — вздыхал Лемехов. — И как только Седого угораздило сюда забраться? Вроде законник, жить должен, согласно понятиям, скромно.

— Для тех, кого это интересует, он и живет скромно. На улице Летчика Терентьева.

Двадцать шестой дом оказался роскошным особняком, соответствующим местным стандартам. Три этажа, кирпич, черепица, широкая лужайка за домом, цветники и дорожки, выложенные мраморной плиткой.

— Некисло у нас законники живут, — оценил оперативник и выбрался из машины.

Дима последовал за ним. Они подошли к воротам, нажали кнопку звонка. Через полминуты в створке приоткрылся «глазок».

— Кого? — спросили без особой приязни.

— Нам бы с Седым потолковать, — заявил Лемехов.

— Нет здесь такого, — отрубил страж.

— Милиция, — Лемехов достал корочки, сунул под самый «глазок». — Открывай давай.

— Сейчас. Сперва постановление принеси, потом ксивой размахивать будешь, — ответили с той стороны.

— Минуту, — вышел вперед Дима. — Скажите хозяину, приехал Дима Мало, сын Крохи.

«Глазок» закрылся.

— Вконец оборзели, — возмущался Лемехов. — Раньше как хорошо было. Постучал, крикнул: «Милиция!» — и заходи, пожалуйста. А теперь? Все грамотные стали, постановления им подавай…

Громыхнул, отпираясь, засов. Калитка приоткрылась, и за ней обнаружился бугай в кожаной куртке и широких спортивных штанах. Лемехов оценил его внешний вид. В такой униформе ходили рэкетиры лет десять назад.

— Браток, ты, часом, во времени не заблудился? — поинтересовался Лемехов.

Бугай не отреагировал, только указал куда-то за дом:

— Туда идите, — а сам выглянул за ворота, проверить, все ли чисто.

Дима и Лемехов послушно зашагали в указанном направлении. Они обогнули особняк и увидели… детскую площадку. Качели, горку, песочницу. Рядом с качелями стоял стул, на котором и восседал Седой. Не глядя на гостей, он размеренно качал на качелях крохотную девчушку. Та с серьезным видом, словно выполняя ответственную работу, отсчитывала такт: «Лаз — два — тли…»

— Вот это номер, — обескураженно протянул Лемехов. — Седой-то, оказывается, дед у нас.

Седой медленно повернул голову, увидел их и снова отвернулся, словно бы ему не было никакого дела до пришедших. Он остановил качели, бережно снял девчушку и поставил на ноги.

— Иди, поиграй в песочке. Дедушка сейчас придет.

Девчушка, то и дело присаживаясь на «пятую точку», заковыляла к песочнице, семеня пухлыми ножками. Седой же двинулся к гостям.

— Здорово, Седой, — поздоровался Лемехов.