Не было у него никакого знакомого и дочки никакой не было. И трагедии, разумеется, не было тоже. Это Катя поняла. Но угроза оказалась настолько неприкрытой и наглой, а Катя настолько не подготовленной к ней, что она растерялась.

Странно, но она никогда не думала о Настене как о рычаге давления на нее. В местной криминальной среде считалось западло втягивать в свои разборки посторонних. Особенно это касалось стариков и детей. Разумеется, если они были не при делах. Даже полные отморозки — и те не решались нарушить неписаное правило. Нет, если в городе случались серьезные конфликты между группировками, «папы» вывозили родню в безопасное место, но это скорее было данью элементарной предосторожности, нежели попыткой упредить реальную опасность.

Хорошо зная местные нравы, Катя прокручивала в голове массу вариантов: что будет делать Настена, если, не дай бог, с ней, Катей, случится что-нибудь страшное, как она станет жить, с кем? А вот о том, что ОНА будет делать без Настены, на что согласна пойти ради безопасности дочери, чем поступиться, на что закрыть глаза и махнуть рукой, — об этом, нет, не думала. Даже краешком не цепляла подобных вариантов. И теперь, когда угроза была высказана, откровенно и нагло, и опасность встала перед ней кирпичной стеной, Катя пребывала в полнейшем замешательстве, совершенно не зная, как ей поступить.

— Если с Настеной что-нибудь случится… — хрипло произнесла она. — Если вы ее хоть пальцем тронете…

— Да упаси бог, — возмущенно фыркнул Козак. — Мы же не звери. Как я говорил, нам лишняя кровь без надобности. Главное, сами не оплошайте. А то ведь дочка у вас такая шустрая, бойкая, прямо как у того моего приятеля.

Катя стиснула зубы. Она пыталась отыскать выход из сложившейся ситуации и не находила его. Что сделал бы Дима на ее месте? Перестрелял бы всех, а потом сигаретку закурил? Что?

Катя представила себе Диму, ждущего ее, поглядывающего беспокойно на телефон… Телефон! Она, поежась, словно от утренней прохлады, сунула руки в карманы куртки. В левом лежал сотовый. Кому звонить? В ГУВД? Своим парням? Так рано еще, в отделе никого. Дежурному? Катя никогда не думала о теперешнем дежурном, лейтенанте Косте Самохине, как о тугодуме. Но сейчас утро. Человек сутки отдежурил. И все-таки стоило попробовать.

Отсчитывая пальцами клавиши, набрала номер, нажала клавишу «дозвон», не вынимая телефон из кармана. Она не могла достать трубку, пока Козак сидел, повернувшись к ней.

— Я к чему речь веду? — продолжал тот. — Думаете, стану уговаривать сотрудничать? — В зеркальце заднего вида Катя видела, как Корабышев усмехнулся. — Ничуть не бывало. Не стану. И не потому, что не хочу, а потому, что вы все равно откажетесь. Откажетесь ведь? Ну вот, видите. Работайте себе, как работали. Только не слишком надрывайтесь, для московских этих деляг каштаны из огня не таскайте. У вас ведь и своих дел по горло, если не ошибаюсь? Вот и занимайтесь себе спокойно. А столичные проблемы оставьте столичным. Они ведь как привыкли: на них пашут, а они лавры пожинают.

«Девятка» как раз подкатила к перекрестку. Катя увидела в окно машину ППС и неторопливо прохаживающегося квелого сержанта с болтающимся на плече автоматом. Увидев «девятку», он слегка оживился, решительно указал жезлом на обочину.

Корабышев вопросительно взглянул на Козака. Тот отвернулся от Кати, откинулся на сиденье.

— Останавливай, чего ждешь? — голос его снова стал жестким, как фанерный лист. — Катенька, пожалуйста, скажите сержанту, чтобы он не слишком придирался.

Как только Козак отвернулся, Катя поспешно вытащила трубку из кармана. Цифры, отсчитывающие время разговора, не менялись. Все верно. Она представила, как дежурный, в утренней запаре — смена же скоро — своим бойко-подростковым голосом рапортует: «Дежурный по ГУВД лейтенант Самохин» — и вслушивается минуту в невнятное бормотание, а затем вешает трубку. Катя снова нажала клавишу «дозвона».

«Девятка» послушно причалила к тротуару. Сержант вразвалочку подошел, чуть наклонился к окошку, козырнул:

— Сержант Бобылев. Ваши права и документы на машину.

Голос у него был хмурый, глаза красные, как у кролика-альбиноса. Выражение лица явственно намекало на то, что человечеству в лице местных автомобилистов надо будет заплатить за то, что ему, сержанту, пришлось куковать на этом треклятом перекрестке полночи. Желательно в крупных купюрах.

Корабышев полез в карман за документами.

— Ваши тоже, пожалуйста, — патрульный глянул сквозь стекло на Козака, на сидящую позади Катю.