Мы вошли. Сойка улыбался, постукивая Городскую ласточку по носу, а билетершу – по заду. Управляющий внимательно рассмотрел меня, но решил, что я не из центрального полицейского участка Вест-Энда. Полагаю, у меня был недостаточно богатый вид.

На мгновение я закрыл глаза, чтобы они привыкли к темноте. Слева от меня было помещение примерно на шестьдесят мест и сцена не больше камина – в полной темноте это казалось трущобой. Не хотелось бы мне увидеть это при свете дня.

На картонном просцениуме жирная девица в черном нижнем белье пела песню с дикой разнузданностью, соответствовавшей 14.10 во вторник днем.

– Мы подождем здесь, – сказал красивый спутник Сойки, и тот стал подниматься по лестнице, рядом с которой висела табличка с надписью «Барбаросса – вход только для членов клуба» и указывающей вверх стрелкой. Мы ждали – кто бы подумал, что я пытаюсь совершить сделку на сумму 18 000 фунтов стерлингов? Чесночная колбаса, «Стейтсмен» и нормандское сливочное масло превратились в вязкий бесформенный ком. Я прикинул, что Долби вряд ли спишет это за счет представительских расходов, поэтому решил подождать еще немного. Рокотали барабаны, бряцали кимвалы, щелкали и клацали цветные заставки сценического освещения. Входили и выходили девушки. Девушки худые, толстые, высокие и низенькие. Девушки разной степени одетости и раздетости, розовые девушки и зеленые, юные девушки и старые, и опять девушки, без устали. Городской ласточке это, похоже, нравилось.

Наконец он отправился в туалет, пояснив это самым примитивным вульгаризмом. Продавщица сигарет, облаченная в горсть блесток, попыталась продать мне сувенирную программку. Видал я печать и получше на бумажных пакетах для развесных продуктов, но, с другой стороны, она стоила всего двенадцать шиллингов и шесть пенсов и сделана была в Англии. Девушка предложила мне и розового суконного Плуто. Я, поблагодарив, отказался. Она стала перебирать другие предметы на лотке.

– Пачку «Галуаз», – попросил я.

Улыбалась она кривовато из-за косо наложенной помады – по всей видимости, у этой продавщицы было очень мало опыта в том, что и как надевать и наносить. Опустив голову, она поискала сигареты, потом спросила:

– Вы знаете, как выглядит пачка? – Я начал помогать ей, и, пока наши лица были рядом, девушка сказала мне с нортумберлендским акцентом: – Уходите домой. Здесь вы ничего не получите. – Нашла сигареты и подала мне. Я протянул ей десятишиллинговую банкноту. – Спасибо, – проговорила девица, не предлагая сдачи.

– Не за что, – отозвался я. – Вам спасибо.

Я наблюдал, как она совершает свое путешествие среди смутно различимой аудитории, состоявшей из заправил бизнеса средних лет. Дойдя до конца зала, она продала что-то толстяку у барной стойки. И скрылась из моего поля зрения.

Я огляделся: никто, похоже, за мной не следил. Я поднялся по лестнице. Кругом вельветин и мишурные звезды. На этой площадке была всего одна дверь – запертая. Я поднялся еще на этаж. Табличка извещала: «Посторонним вход воспрещен – только для персонала»; я толкнул распашные двери. Передо мной лежал длинный коридор. Направо четыре двери. Налево – ни одной. Я открыл первую дверь. Это был туалет. Пустой. На следующей в ряду двери висела табличка: «Управляющий»; постучав, я открыл ее. Комфортабельный офис: полдюжины бутылок с выпивкой, большое кресло, диван-кровать. Из телевизора неслось: «…начинаете чувствовать, как растягиваются и расслабляются мышцы живота…»

Никого здесь не было. Я подошел к окну. Внизу на улице мужчина с ручной тележкой раскладывал фрукты лучшей стороной к покупателям. Я прошел по коридору и открыл следующую дверь – тут находилась смешанная и сочная группа примерно из двадцати полуголых хористок, менявших свои скудные костюмы. Из динамика лились звуки пианино и барабанов снизу. Никто не завизжал, одна или две девушки посмотрели на меня, а потом продолжили свои разговоры. Я тихонько прикрыл эту дверь и пошел к последней.

За ней оказалась большая комната без мебели; окна блокированы. Из динамика доносились звуки все того же пианино и барабанов. В пол этой комнаты были вмонтированы шесть панелей из бронированного стекла. Из нижнего помещения сюда проникал свет. Я подошел к ближайшей панели и посмотрел вниз. Подо мной находился маленький столик под зеленым сукном с запечатанными колодами карт и пепельницами, вокруг стояли четыре стула, выкрашенные в золотой цвет. Я прошел в центр комнаты. Стеклянная панель здесь была побольше. Я посмотрел вниз и увидел черные прямоугольники на зеленом сукне, помеченные четкими ярко-желтыми и красными числами. Весело поблескивало красивое новое колесо рулетки, вмонтированное в стол. Никого не было видно, кроме бледного мужчины в темном пиджаке и брюках в тончайшую полоску, который во весь рост лежал на игорном столе. Он походил на Ворона, и это был именно он.

3

Водолей (20 января – 19 февраля). Возможно, вы будете слишком полагаться на намерения и идеи других людей. Полная перемена принесет вам пользу.

Другой двери в ту комнату я не обнаружил, и окно было заблокировано. Пройдя назад по коридору, я спустился по лестнице. Снова подергал дверь, как и по пути наверх; пришел к тому же заключению. Мягко подергав дверь, услышал брякнувшую задвижку. Стукнул костяшками пальцев – прочная. Я быстро поднялся наверх, в комнату с панелями. Снизу стекла будут выглядеть как зеркала, но любой в этой комнате увидит карты в руках игроков.