Германия ответила так называемым пассивным сопротивлением: производство в Рурской области было прекращено. Однако ведь рабочие и промышленники Рурской области должны же были каким-то образом выживать, и это происходило отныне посредством безудержной работы станка по печатанию денег.

Однократным запуском денежного станка больше не обошлось. В 1923 году чистое производство необходимых теперь количеств бумажных денег стало настоящей проблемой. Для печатания банкнот пришлось привлечь частные типографии. Возникла также проблема доставки: для своевременной доставки этих новых банкнот пришлось задействовать целые товарные поезда. Существуют чрезвычайно гротескные описания того времени; здесь не следует углубляться в эту тему.

Во всяком случае, в 1923 году из пассивного сопротивления в Рурской области и его финансирования получилась ситуация, в которой в Германии денежное хозяйство практически было парализовано. Курс доллара в этот фантастический год стал привычен всему населению Германии: оно использовало его как термометр при лихорадке. В начале 1923 года доллар стоил ещё 20 000 марок; в августе доллар достиг отметки в миллион марок, тремя месяцами позже — в миллиард. В конце 1923 года итог был таков, что стоимость одного доллара выросла до 4,2 триллиона марок. В Германии практически больше не существовало денег.

Если во время инфляции в годы до 1923 были всё же потеряны только финансовые капиталы, то теперь были обесценены также и выплачивавшиеся в деньгах заработки. Теперь инфляция с полной силой обрушилась и на рабочих, а не как прежде лишь на откладывавших деньги буржуа. В сущности говоря, больше не существовало денег за работу — во всяком случае денег, которые часом позже еще хоть что-то стоили бы. В Германии господствовало абсурдное положение вещей. Осенью 1923 года оно привело также и к политическому кризису. Осенью 1923 года Германский Рейх был на краю своего политического существования. Пассивное сопротивление в Рурской области должно было быть непременно прекращено. Но однако все же получился очень счастливый для Германии результат: два других получателя репараций, Англия и Америка, теперь пришли к убеждению, что так больше продолжаться не может. Франция была подвергнута давлению, чтобы она прекратила свою авантюру в Рурской области, и в Германии наконец должна была быть проведена денежная реформа, которая собственно говоря назрела уже в 1919–1920 гг.

На основе стабильной валюты затем смогли прийти к соглашению, по которому Германия отныне без определения окончательной суммы должна была теперь частями выплачивать ежегодно умеренные репарации примерно в 2 миллиарда марок. Для этого следовало заложить определенные источники постоянных доходов, главным образом доходы от сбора таможенных платежей, а также железные дороги. Впрочем однако между Германией, Англией, Америкой и Францией должно было быть произведено окончательное урегулирование западных границ, которое должно было исключить как будущие злоупотребления Франции, так и требования территориальных пересмотров со стороны Германии.

Всё вместе в 1924–1925 гг. привело к новому миру на Западе. Он состоял из двух частей, Лондонского соглашения 1924 года, которое прежде всего регулировало вопрос о репарациях, и Локарнского договора 1925 года, по которому Германия добровольно и окончательно отказывалась от притязаний на Эльзас-Лотарингию. Кроме того, Германия соглашалась с тем, что оккупированные в настоящий момент области по левому берегу Рейна по окончании оккупации их союзниками останутся демилитаризованными. Но за это Германия получала нечто весьма выгодное, а именно — англо-итальянские гарантии западных германских границ, которые отныне были окончательно согласованы между Францией и Германией.

Локарно означало, что Франция, в сущности, отказывалась от своих восточно-европейских союзников. Если западные границы Германии будут гарантироваться Италией и Англией, то тогда Франция не должна будет переходить их и в том случае, если Германия на Востоке вступит в войну с союзниками Франции — Польшей и Чехословакией.

Франция вышла из этих обязательств неявно, однако в соответствии со смыслом договора в Локарно логическим следствием было то, что она переключилась исключительно на самооборону. В годы после Локарно Франция построила линию Мажино и объявила всему миру, что она отныне рассматривает себя не в качестве европейской державы и гаранта новых средне- и восточноевропейских национальных государств, но как страну, занимающуюся лишь своей собственной безопасностью и ничем другим, которая, впрочем, желает и должна каким-то образом отрегулировать отношения с Германией.

Франция сначала пыталась избежать этой ситуации тем, что она настаивала на заключении некоего «Восточного Локарно», то есть на гарантии восточных границ Германии, в особенности польско-германской границы, Англией, Италией и самой Францией. Однако это было отклонено не только Германией, но также Англией и Италией. И не без оснований, потому что то, что западные державы в случае действительной войны на востоке Германии не могли реально гарантировать границы Польши, отчетливо выявилось во время Второй мировой войны и было также предвидимо уже и ранее. Для заключения договора «Восточного Локарно» было бы необходимо участие Советского Союза — однако же Советский Союз тогда был исключен из взаимоотношений европейских государств и впрочем также вовсе не помышлял о том, чтобы гарантировать в ущерб Германии какие бы то ни было польские границы, тем более что у него самого были существенные территориальные претензии к Польше.

Так что после Локарно сложилась следующая ситуация: немцы втихомолку, но весьма эффективно сотрудничали на Востоке с Советским Союзом, чтобы обойти военные условия Версальского договора; а на Западе с Францией, Англией и Италией у них был своего рода новый мир, введенная в действие Версальским договором новая мирная система, которая должна была исключить войну между Францией и Германией.

Пока же рейх должен был далее выплачивать репарации, правда, только в умеренных количествах и без установления общей суммы. Кроме того, между тем Америка включилась в европейскую экономику, что прежде всего пошло на пользу Германии.