Шурин Шура, человек с виду маленький и невзрачный, с красными слезящимися глазками, сидящий за столом без рубахи и босиком, качал головой, разглядывая нас, и повторял вслед за кумом:

— Вот и свиделись?

Из погреба и из чуланов шурин вымел на стол, очевидно, все огурчики и сметану, выставил квасу жбан, рыбник щучьей длины занимал полстола, а рядом с ним стояла глубокая глиняная миска. Там, в этой миске, в коричневатой утомленной сметане плавали целенькие беленькие грибки.

Поближе к миске пристроились Орлов и Клара, напротив присоседились к рыбнику и мы с капитаном. Сбоку от капитана сидели рядышком кум Кузя и шурин Шура, а справа от меня некоторый человек Леха Хоботов, тот самый, у которого — по рассказам деда Авери — летала рука.

Волей-неволей косым глазом поглядывал я на Лехины руки. Правая пока спокойно лежала на колене, а левая нервничала. То совалась она к рыбнику, то к грибочкам, но тут же убиралась назад, не решаясь притронуться ни к тому, ни к другому. Как видно, она ждала сигнала. И сигнал не заставил себя ждать.

— Дядя Кузя, — сказал шурин, — все собрались. Можно начинать?

Кум ласково оглядел всех, улыбнулся и сказал радостно: — Налетай!

И тут же руки Лехины вспорхнули с колен, закружили над столом, как две корявые птицы. То одним, то другим коготком схватывали они сальца, баранки, пельменчика и прямо с лету совали это в рот птенцу, на которого никак не был похож носатый Леха Хоботов.

Вслед за Лехиными и другие руки залетали над столом, как чайки над причалом.

Орлиные лапы капитана пали на рыбник, взломали хрустящую корку, из которой высунулась злая щучья голова.

В общем хоре летающих рук я не замечал рук Клары. Девушка Клара Курбе как-то терялась за столом и руки свои прятала под скатертью. Зато уж орловские длани парили вокруг Клары и пикировали каждую секунду на ее тарелку, с голубиной ловкостью подкладывая то грибок, то луковку.

— Скушай сальца с горчичкой, — ворковал Орлов, и Клара благодарно улыбалась. Давясь горчичными слезами, жевала сало.

Орлов, однако, не унимался. Следующим заходом он тащил ей без разбора и пельмень, и сотовый мед. Клара, к удивлению, глотала все это как тарантул.

Пришибленно следил я за ними. Напрасно капитан соблазнял меня щучьей головкой, я чуть притронулся к ней. Дикий, неуместный, несуразный Кларин поцелуй все еще висел у меня на губах. Ни сало с горчицей, ни рыбник, ни грибы, ни питье кваса не помогали — поцелуй никак не отваливался. Он прирос к моим губам, как гриб-трутовик к березе.

Между тем руки над столом стали летать помедленней, зато языки подразвязались. Первым подразвязался язык шурина Шуры.

— Вы — художники, люди ученые, — говорил шурин. — А мы тут живем в глуши — люди неученые. Но и у нас есть памятник культуры.

— Что за памятник? — спросил Орлов.

— Да там, — сказал шурин, — там вон, у нас за сараем, в крапиве памятник культуры валяется. Очень интересный памятник.

— Знаешь что, Шура, — неожиданно сказал кум Кузя, — помолчал бы ты лучше.

— Почему? — удивился шурин.

— Потому что неприлично за столом про памятники рассказывать.

— Да? А я и не знал, — сказал шурин. — Ладно, не буду.

— Нет-нет, расскажите, — сказал Орлов. — Это интересно.

— Я извиняюсь, — сказал кум, — а вы в Вологде пивали чай?

— Пивал, — ответил Орлов.

— А в Архангельском?

— Чего в Архангельском?

— Пивали чай?

— Да что вы мне про чай! Расскажите, что за памятник в крапиве.

— Нога! — послышался вдруг резкий голос с другого конца стола. Это открыл рот Леха Хоботов.

— Нога? — удивился Орлов. — Какая нога?

— Нога в крапиве, — повторил Леха и высосал бокал квасу.

— Эх, Леха, Леха, — укоризненно покачал головой кум, — как неловко — про ногу за столом. Некультурный ты.

— Балабол, — подтвердил шурин Шура.

— Какая нога? — приставал Орлов. — Объясните толком.

— Памятник культуры — нога, — досадливо пояснил кум. — Мужская каменная нога. Валяется в крапиве. В доисторические времена она была приделана к каменному телу. А ты, Леха, не очень культурный — про ногу за столом!

— Балабол, — снова подтвердил шурин.

— Кто сказал, что я балабол? — тяжко проговорил Леха Хоботов.

— Это я сказал, Леха, потому что некультурно за столом про ногу говорить.

— А кто начал про памятник культуры?

— Я и начал, Леха. Но ведь я не сказал про ногу, потому что дядя Кузя сказал, что это некультурно, а про ногу сказал ты, и тогда я сказал, что ты балабол… но я не…

Довести свою мысль до конца шурин не успел.

Правая Лехина рука, не дослушав Шуру, внезапно и быстро отделилась от тела.