Шрифт:
— Проклятый вор! Ты у меня еще попляшешь!
Я заволновался, когда увидел, какой оборот сразу приняло дело. Мне казалось, что Крендель должен начать разговор деликатно, немного издалека, а он сразу взял быка за рога.
— Да не брал я твоих голубей! Я и в училище отличник, разве я стану красть?
Тогда Крендель подошел к Тимохе поближе и сказал:
— Не брал?
— Не брал я твоих голубей, Кренделек, не брал.
— А отчего у тебя глаза бегают?
— От волнения, — сказал Тимоха. — И что это такое! Как только у кого крадут голубей — сразу ко мне. А я и в школе был отличник, и в училище. Ну зачем мне красть?
— И в школе говоришь, отличник! А это что такое, гражданин? — И Крендель прямо в нос Тимохе сунул блестящую пуговицу.
— Да не знаю я, что это такое! — закричал Тимоха, глядя на пуговицу одним глазом.
— Не знаешь! А не у вас ли в пэтэу такие штуки на форме носят, а после оставляют на месте преступления?
— Ты что, Кренделек. Да у нас вообще никакой формы нету. Ходим, как все люди: в брюках и пальто.
— Как люди, говоришь! Проклятый вор! А отчего на тебе шапка горит?!
И тут я поглядел на Тимоху и увидел, что из-под шапки у него прямо дым валит и она вот-вот воспламенится.
— От волнения же! — сказал Тимоха. — Это — пар, понимаешь? Пар идет от волнения. А мы, как люди, ходим, Крендель, нет у нас таких пуговиц. Да ты сам подумай, ну зачем мне твои голуби? Ну как бы я стал их гонять? Ведь Моньку каждая собака знает.
— Ты давно уж к Моньке приглядываешься!
— У меня Тучерез не хуже Моньки.
— Тучерез не хуже Моньки? От Моньки у твоего Тучереза башка закружится, дуборез!
— Тучерез дуборез??? — сказал Тимоха, внезапно бледнея. — Монька твой — кило пшена!
Крендель побагровел.
— Кто кило? — закричал он. — Ну, пэтэушник! Ты у меня сейчас попляшешь!
Крендель уже подбоченился, становясь в позу, подходящую для пляски, как вдруг какой-то неизвестный человек вклинился между ним и Тимохой.
— А ну-ка спокойно! Разойдись! Сейчас милицию позову! Товарищ милиционер! Товарищ милиционер!
И Крендель отскочил, и Тимоха отодвинулся в сторону. Бледные и красные, они стояли поодаль друг от друга и тяжело дышали. Неизвестный тихонько засмеялся и пошел своей дорогой.
Мы не посмотрели ему вслед. И зря не посмотрели, потому что этот неизвестный никогда бы не позвал милиционера. Это и был Похититель.
Следы в подъезде
Тетя Паня, дядя Сюва и бабушка Волк сидели под американским кленом, играя в «козла».
— Рыба! — крикнула тетя Паня и крепко ударила костью по столу.
— Какая такая рыба? — прищурился дядя Сюва, разглядывая фигуру, выложенную на столе из косточек домино, действительно слегка похожую на черный рыбий скелет. — Какая такая рыба? Окунь или голавль?
— Эх, — вздохнула бабушка Волк, — сейчас бы селедочки баночной.
— Зря я на Тимоху налетел, — сказал Крендель.
— Еще бы, — ответил я.
— Тимоха здесь ни при чем. Тут замешан кто-то другой.
— Свой у своего красть не будет, — сказала тетя Паня. — Это кто-то чужой.
— Конечно, чужой, — сказал дядя Сюва. — Свой красть не будет. Только кто — вот вопрос.
— Как это кто! — крикнула из окна Райка. — У нас в доме все свои, кроме одного.
— Кого?
— «Кого-кого»! Того сундука в плаще из двадцать девятой квартиры. Живет один, как сыч, в двух комнатах и платит за них такие деньги, какие нам не снились.
— Раиса, — сказала бабушка Волк, — а кто ему готовит первое и второе?
— Да никто ему не готовит! Кому он нужен!
— А деньги откуда берет?
— «Откуда-откуда»! — ответила Райка. — Хитит.
— Да что это вы, — сказал дядя Сюва. — Чего навалились на человека. Он меня так за душу брал. «Березкой».
— Да тебя кто хочешь за душу возьмет.
— Ну-да! — обиделся дядя Сюва. — У меня знаешь какая душа! Не то что у тебя. У меня душа широкая.
— Постойте! — закричала тетя Паня. — Я ведь видела. Вчера он лазил на крышу и крутился возле голубятни.
— Крутился?
— Что-то вынюхивал под буфетом.
— Вынюхивал?! — сказал Крендель. — Что же он вынюхивал? А ну пойдем поглядим на этого нюхаря.
— Валяйте-валяйте, — сказала Райка. — Настала пора вывести кое-кого на чистую воду.
Крендель кивнул мне и решительно направился к третьему подъезду. Он явно торопился. Мне казалось, что нельзя так сразу в лоб браться за дело. Надо было разузнать, разведать, что к чему, но Крендель уже вошел в подъезд и сразу стал рассматривать следы.