Шрифт:
— Работать очень полезно… Работать очень полезно.
Вечером, при закате солнца первого дня пребывания моего в сосновом лесу, ко мне пришла г-жа Р. Это была ещё нестарая женщина, с умными серыми глазами и открытым лицом. Одета она была в бумазейное платье и тёмный жакет. Волосы её были гладко зачёсаны, обрамляя крутой лоб. Глядела она внимательно, и зоркие глаза её мгновеньями загорались. Говорила она тихим вкрадчивым голосом и как-то особенно подчёркивала последние слова фраз, как будто желая придать своей речи бо?льшую убедительность.
Постучавши в дверь, она вошла только после того, как я сказал: «Пожалуйста!» Она вошла медленно, представилась мне и осмотрелась по сторонам.
— Г-жа З. говорила, что вы хотите иметь обед?
Я попросил её сесть. Она медленно опустилась на стул, облокотилась локтем в край стула и в ту же секунду отдёрнула руку. Но, увы! Рукав её жакета и рука были уже замазаны смолою.
— Ах, Господи! Смола! — воскликнула она. — Новый стол!
Она сняла с рукава каплю смолы, замазала пальцы и, вынув платок, принялась стирать смолу с руки и с рукава.
При появлении г-жи Р. я стал испытывать какую-то особенную неловкость. Я не знал, как держать себя с нею, а она так пристально всматривалась в меня серыми умными глазами. Моя гостья, между тем, продолжала:
— Только… я должна вас предупредить, что я… что у меня стол вегетарианский… Я, по убеждению, не могу убивать животных…
— Вегетарианский?! — воскликнул я в ужасе.
— Да… Кушанье из молока, яиц… Ну, иногда рыбы… Я могу разрешить себе… Мой муж на воскресенье приезжает из Петербурга, рыбу ловит…
Далее она поспешила отозваться с похвалою о вегетарианском столе и говорила о том, как это полезно для здоровья: жить в сосновом лесу, кушать черничный суп, молоко, яйца, простоквашу и изредка позволять себе питание рыбой.
Я вспомнил проповедь г-жи З. о полезности физического труда и думал о том, как же я буду возмещать затраченную энергию черничным супом, и что из меня получится после летнего отдыха при таких условиях?
Условившись относительно вегетарианского стола, я думал, что беседа наша кончена. Но, как оказалось, г-жа Р. была особа разговорчивая и даже больше — она была пропагандистка самых разнообразных учений.
Бесцеремонно осмотрев мои книги, сложенные на краю стола, она воскликнула:
— Всё — светские! А Евангелия или Библии у вас нет?
— Нет, — отвечал я.
— Как же это без таких книг?! И сочинений Толстого у вас нет?
— Нет. Но почему же у меня должны быть Евангелие, Библия и сочинения Толстого? — спросил я и дал ей понять, что её допрос не очень-то мне нравится.
Она не обратила внимания на моё замечание и спросила:
— Вы — христианин?..
— Да.
Не давая мне проронить ни слова, г-жа Р. быстро протараторила отрывок из какой-то проповеди, в которой, по-видимому, говорилось о связи Евангелия и Библии с учением Толстого. Говорила она и о том, как нехорошо быть христианином и не иметь в числе настольных книг Евангелия или Библии.
— Лет семь или восемь тому назад ездила я в Ясную Поляну к Толстому, — вдруг неожиданно выпалила г-жа Р.
— Вы ездили к Толстому? — почему-то с изумлением спросил я.
— Да… и знаете ли… книги Толстого следует читать…
Она каким-то глухим, вдохновенным голосом произнесла несколько фраз, быстро поднялась, крепко пожала мне руку и, пригласив на завтра на обед, ушла.
На другой день в два часа дня я пошёл к г-же Р.
Интересная «дама-крестьянка», как впоследствии прозвали мои знакомые г-жу Р., встретила меня с мягкой улыбкой на лице, долго извинялась за некоторую неряшливость комнаты, куда мы вошли, и провела меня на террасу.
Кто-то из путешествовавших по Финляндии заметил, что финские крестьяне любят жить «в нескольких комнатах». Это наблюдение подтверждается действительностью. Жилища финских крестьян в большинстве случаев состоят из двух-трёх и даже большего числа комнат. Исключение составляют безземельные, торпари и так называемые muonamies [6] , - сельские рабочие, ютящиеся в хатках в одну комнату.
Г-жа Р.
– из зажиточных крестьян. Её муж — владелец дворового участка, is"ant"a [7] . В его уютном домике четыре комнаты и открытая терраса в сад с яблонями, рябинами, крыжовником и смородиной. Первая от входа комната — кухня, опрятная, с плитой и с половиками на полу. Вдоль стен длинные скамьи, шкафики с посудой и утварью и большие столы. Две следующие комнаты, целомудренно скрытые от взора посетителей — для семьи; четвёртая — приёмная, с мягкой мебелью и кисейными гардинами на окнах. Здесь шкафы с посудою, две этажерки с книгами и швейная машинка. На стенах — плакаты с духовными изречениями. Никаких изображений Божества в переднем углу я не заприметил: крылатые фразы и афоризмы из духовных писаний, Библии и Евангелия, очевидно, достаточно символизировали собою представление о Боге.
6
нахлебники — фин.
7
хозяин — фин.
Хозяйка провела меня на террасу, где уже был накрыт стол, похвасталась садом с яблонями, ветви которых склонялись к земле от тяжести зреющих плодов, и начала подавать обед.
Одета она была в тёмное платье с крахмаленным воротничком и рукавчиками. Поверх платья был надет кокетливо сшитый передник, с вышивками и оборками. Я только в Финляндии видел такие передники — национальное украшение женщин страны озёр. Передник молодил г-жу Р., но я не думаю, чтобы она заботилась об этом.
Первый пробный обед остановил внимание моего желудка, и я не скажу, чтобы это было на пользу хозяйки. На первое блюдо она подала суп из черники, обильно произрастающей в финляндских лесах. Тёмная жижица, приправленная сметаной, годилась скорее на третье, но памятуя о том, что г-жа Р.
– вегетарианка по убеждению, я самоотверженно съел этот суп. На второе моя новая кормилица подала двух небольших окуньков, зажаренных в сметане, и картофель «в мундире». Третье блюдо — пирог с черникою и молоко, и наконец в виде лакомства мне была предложена тарелка простокваши.