— Не знаю, интересно ли вам дело Вуда, сэр. Мы все еще выясняем кое-какие сомнительные факты, и недели через две я буду готов представить вам соответствующий доклад. Но если вы хотите поговорить об этом сейчас…

— Нет, — ответил Петтигрю. — Я решительно ничего не желаю слышать об этом ни теперь, ни потом, хотя, увы, потом у меня не будет выбора.

— В таком случае, — сказал Моллет, который стал выглядеть еще более усталым, чем прежде, — на сегодняшнее утро мне больше нечего вам сообщить.

— Поверьте, мне очень жаль, — сказал Петтигрю, и искреннее сочувствие, прозвучавшее в его голосе, заставило инспектора оттаять.

— Я уже не знаю, что и делать, мистер Петтигрю, — признался он. — Честное слово. Дело Дэнвил доконало меня так, как ни одно другое за всю мою карьеру. Мы с мистером Джеллаби провели все возможные следственные действия, мы опросили три четверти сотрудников управления, некоторых по два-три раза, в полицейском участке гора бумаг, которые я просматриваю снова и снова, но все это не приносит никакого результата.

Петтигрю еще раз пробормотал что-то сочувственное. Он видел, что его собеседник, выговорившись, испытал небольшое облегчение.

— Это же противоречит всякому здравому смыслу! — в сердцах воскликнул Моллет. — Женщина убита средь бела дня, в помещении, набитом людьми, в нескольких ярдах от полудюжины сотрудников, и против ни одного из них нет ни грана улик. Единственный подозреваемый с выявленными криминальными наклонностями имеет железное алиби. Что касается остальных, то все они находятся в равном положении относительно возможности совершения преступления, но ни у одного нет даже намека на мотив.

— Да, мотив в этом деле, конечно, решающий фактор, — сказал Петтигрю для поддержания разговора, потому что по существу ему сказать было нечего. Однако его замечание опять завело инспектора.

— Кто-то хотел убить мисс Дэнвил, — возбужденно заговорил он вновь. — Но это еще не все. Кому-то понадобилось убить ее в спешке, страшно при этом рискуя. Почему? Говорю вам, мистер Петтигрю, я должен выяснить причину и добраться до этого кого-то. Должен! Мысль о том, что этот человек разгуливает на свободе, меня пугает.

— Да, это тревожно, — согласился Петтигрю.

Моллет странно посмотрел на него.

— А вы, мистер Петтигрю, отдаете себе отчет в том, что ваша собственная жизнь может находиться в опасности? — спросил он.

Петтигрю не сдержал улыбки:

— Не думаю, что кто-то станет прилагать усилия, чтобы меня устранить.

— Я не был бы в этом так уверен, — возразил Моллет. — Две недели назад мисс Дэнвил могла сказать то же самое. Когда речь идет о скрытом мотиве, кто может знать наверняка, что не стоит на пути убийцы?

— Очень любезно с вашей стороны беспокоиться о моем благополучии, — сказал Петтигрю. — Но нет же никакой причины, чтобы был выбран именно я.

Недолгое оживление Моллета угасло. Он встал, возвышаясь теперь над столом Петтигрю, как усталый колосс, и, глядя ему прямо в глаза, медленно произнес:

— Возможно, есть, мистер Петтигрю.

Спустя секунду его уже не было в комнате.

Через некоторое время вошла мисс Браун, принесшая письма на подпись. Петтигрю прочел их и подписал, не произнеся ни слова и отметив про себя, что отношения между ним и его секретаршей за последнюю неделю ухудшились. Казалось, что теперь им нечего сказать друг другу, помимо того, что диктовалось служебной необходимостью. «Может, оно и к лучшему, — подумал Петтигрю. — Никогда не следует смешивать человеческие взаимоотношения с работой». Был период, когда он занимался мелкими проблемами мисс Браун, теперь же они его ничуть не интересовали, и он испытывал облегчение от того, что скинул их с плеч. Или не испытывал? Подняв голову, он увидел, что она по-прежнему стоит рядом с его столом.

— В чем дело, мисс Браун? — довольно резко спросил он.

— Я хотела… хотела узнать, не сообщил ли инспектор чего-нибудь нового относительно мисс Дэнвил, — запинаясь спросила она.

— Нет, — ответил Петтигрю. — То есть я хотел сказать, что он приходил поговорить не о ней, а о деле Бленкинсопа, — неловко добавил он.

Мисс Браун, которая, как он заметил, в последнее время выглядела очень бледной, побелела еще больше.

— Понятно, — пробормотала она.

— Кстати, — продолжил Петтигрю, — на следующей неделе я уезжаю в Истбери на выездную сессию суда. Меня не будет два дня или три, если удастся потянуть время. У вас ведь остался кусочек от отпуска. Не хотите ли его использовать?

Мисс Браун покачала головой:

— Благодарю вас, мистер Петтигрю, не думаю. Мне хотелось бы присоединить оставшиеся дни к рождественским каникулам.

— Вот как?

— Да. А после них… — Она запнулась, а потом быстро проговорила: — Я не знаю еще, каковы будут мои дальнейшие планы, но думаю, что из управления я уйду.

Вот как! Еще неделю назад она сказала бы: «Я собираюсь на Рождество выйти замуж за мистера Филипса». Что ж, если она предпочитает молчать о своих делах, раздраженно подумал Петтигрю, то имеет на это полное право. В конце концов, он никогда не ждал от нее откровенности. Тем не менее следовало ожидать…