Что упали стены и законы

И шагнул светло и восхищенно

К красоте прославленный поэт!

И, хмелея, кружит над землею

Тайна жгучих, смолянистых кос

Вперемежку с песенной волною

Золотых есенинских волос!..

ВЕЧЕР В ЕРЕВАНЕ

Осенний вечер спит в листве платана,

Огни реклам мигают на бегу,

А я в концертном зале Еревана

В каком-то жарком, радостном тумане

Кидаю душу — за строкой строку.

И как же сердцу моему не биться,

Когда, вдохнув как бы ветра веков,

Я нынче здесь, в заоблачной столице

Армении — земли моих отцов,

А во втором ряду, я это знаю,

Сидит в своей красивой седине

Воспетая поэтом Шаганэ,

Та самая… реальная… живая…

И тут сегодня в зареве огней

Вдруг все смешалось: даты, дали, сроки…

И я решаюсь: я читаю строки.

О нем стихи читаю и о ней.

Я написал их двум красивым людям

За всплеск души, за песню, за порыв

И, ей сейчас все это посвятив,

Волнуюсь и не знаю, что и будет?!

В битком набитом зале тишина.

Лишь чуть звенит за окнами цикада.

И вот — обвал! Гудящая волна!

И вот огнем душа опалена,

И вот уж больше ничего не надо!

Да, всюду, всюду чтут учителей!

Но тут еще иные счет и мера,

И вот букет, размером с клумбу сквера,

Под шум и грохот я вручаю ей!

А ей, наверно, видится сейчас

Батумский берег, чаек трепетанье,

Знакомый профиль в предвечерний час,

Синь моря с васильковой синью глаз,

Последнее далекое свиданье.

Вот он стоит, простой, русоволосый,

К тугому ветру обернув лицо.

И вдруг, на палец накрутивши косу

Смеется: «Обручальное кольцо!»

Сказал: «Вернусь!» Но рощи облетели,

Грустил над морем черноокий взгляд.

Стихи, что красоту ее воспели,

К ней стаей птиц весною прилетели,

Но их хозяин не пришел назад.

Нет, тут не хворь и не души остуда,

И ничего бы он не позабыл!

Да вот ушел в такой предел, откуда

Еще никто назад не приходил…

Шумит в концертном зале Еревана

Прибой улыбок, возгласов и фраз.

И, может быть, из дальнего тумана

Он как живой ей видится сейчас…

Что каждый штрих ей говорит и значит?

Грохочет зал, в стекле дробится свет,

А женщина стоит и тихо плачет,

Прижав к лицу пылающий букет…

И в этот миг, как дорогому другу,

Не зная сам, впопад иль невпопад,

Я за него, за вечную разлуку

Его губами ей целую руку —

«За все, в чем был и не был виноват»…

ЛЕДЯНАЯ БАЛЛАДА

Льды все туже сжимают круг,

Весь экипаж по тревоге собран.

Словно от чьих-то гигантских рук,

Трещат парохода стальные ребра.

Воет пурга среди колких льдов,

Злая насмешка слышится в голосе:

— Ну что, капитан Георгий Седов,

Кончил отныне мечтать о полюсе?

Зря она, старая, глотку рвет,

Неужто и вправду ей непонятно,

Что раньше растает полярный лед,

Чем лейтенант повернет обратно!

Команда — к Таймыру, назад, гуськом!

А он оставит лишь компас, карты,

Двух добровольцев, веревку, нарты

И к полюсу дальше пойдет пешком!

Фрам — капитанский косматый пес,

Идти с командой назад не согласен.

Где быть ему? Это смешной вопрос!

Он даже с презреньем наморщил нос,

Ему-то вопрос абсолютно ясен!

Встал впереди на привычном месте

И на хозяина так взглянул,

Что тот лишь с улыбкой рукой махнул:

— Ладно, чего уж… Вместе так вместе!

Одежда твердеет, как жесть под ветром,

А мгла не шутит, а холод жжет,

И надо не девять взять километров,

Не девяносто, а девятьсот!

Но если на трудной стоишь дороге

И светит мечта тебе, как звезда,

То ты ни трусости, ни тревоги

Не выберешь в спутники никогда!

Вперед, вперед по торосистым льдам!

От стужи хрипит глуховатый голос.

Седов еще шутит: — Ну что, брат Фрам,