Теперь Эмос припомнил, что те люди носили длинные бороды и были одеты, как сельскохозяйственные рабочие… Точно так же был одет и тот человек, тело которого подняли со дна Мути! Более того, при нем были обнаружены садовые инструменты и образцы почвы.

Неблис подозрительно покосился на окружающих: не подслушивает ли кто? Потом сообщил:

— Я разыскиваю Дрейгара. Может, у него найдутся карты шельфа?

Эмос рассеянно покачал головой:

— Я и сам его ищу. Надеюсь с его помощью напасть на след моих ребятишек… Кстати, Неблис, — спросил он, возвращаясь к прежней теме разговора, — а тот урок, который норанцы собираются преподать Браскии, — не выйдет ли из этого большой беды?

— То-то и оно, Эмос. Дело пахнет войной. Если не удастся их отговорить.

— Ходят слухи, что если кто и хочет затеять войну, так это картранцы.

— А ты сам какого мнения? — поинтересовался Неблис, наклонившись к мьюнанину.

— Если так пойдет и дальше, то есть если вы не перестанете осыпать друг друга взаимными обвинениями, скоро уже будет не важно, кто прав, кто виноват, — спокойно ответил тот. — Как бы то ни было, ты утверждаешь, что норанцы не хотят войны?

— Никто ее не хочет. Если, конечно, находится в здравом уме, — проворчал картранец. — Ты сам-то знаешь, что такое война, Эмос?

— Солдатом я не был. Если ты имеешь в виду, не служил ли я в армии…

— Во время войны с Нораньей я был юнгой на корабле моего отца, — принялся рассказывать Неблис. — Это было много лет назад. Отец получил легкое ранение в руку. Но рана загноилась, и появилась угроза заражения крови. Отцу была нужна экстренная помощь. Мы находились у берегов Браскии, но нам не разрешили зайти в порт, потому что браскианцы были союзниками норанцев. Тогда нашему корабельному плотнику пришлось взять пилу и без всякой анестезии отпилить отцу руку, чтобы инфекция не пошла выше. Несколько человек держали отца, который, дабы не кричать, стискивал зубами обрезок каната…

— Грустная история.

— Только безумцы ищут войны, Эмос, — закончив свой рассказ, вздохнул Неблис. — Но если браскианцы что-то затевают, картранцы будут вынуждены ответить.

— А ты уверен, что они действительно что-то затевают? — с сомнением покачал головой Эмос. — Может быть, это все только слухи?

— Недавно мой корабль атаковали в Браскианском заливе. Нас обстреляло браскианское судно. Нам удалось уйти живыми и невредимыми, но паруса оказались в нескольких местах продырявлены стрелами, выпущенными из мощных арбалетов.

— Тогда вы еще легко отделались, — задумчиво проговорил Эмос, словно обращаясь к самому себе.

Этот морской инцидент показался ему чрезвычайно странным. Насколько ему было известно, на вооружении браскианцев были пневматические гарпунные пушки, а не арбалеты. Впрочем, арбалетами не были оснащены и картранские корабли.

— Так ты разыскиваешь двух ребятишек? — вдруг спросил Неблис. — Я как раз слышал, что прошлой ночью двое детей-мьюнан пытались устроить побег какому-то человеку, которого норанцы везли под конвоем в Гортенц. Говорят, на них спустили шаксов…

Колонна тюремных фургонов и бронемашин остановилась перед городскими воротами. Командир должен был предъявить документы и получить разрешение на въезд. Наконец часовой сделал знак, и конвой проследовал под низкие каменные своды арки в Гортенц.

Фургон трясло и швыряло по булыжной мостовой. Хруч размышлял о том, что его ждет и какую в дальнейшем избрать тактику. Выбор у него был небогатый. Если он изберет молчание и не откроет себя, пострадают другие. Если признается, кто он такой, всех отпустят, а его снова отправят заниматься научной работой.

В конце концов Хруч решил, что время терпит. Нужно подождать, сначала посмотреть, что предпримут норанцы.

Шесть тюремных фургонов отделились от походной колонны и въехали на огороженную территорию, где в форме правильного прямоугольника располагались мрачные каменные бараки.

Над тюрьмой высились две сторожевые вышки. С внешней стороны глухие, отвесные стены бараков не имели окон. На крыше вдоль зубчатого парапета курсировали охранники, а из узких треугольных бойниц угрожающе торчали взведенные арбалеты. Такую тюрьму было нелегко взять штурмом, но еще труднее было из нее убежать. Глядя на башни и стены, Хруч совершенно пал духом.

Охранники отперли фургоны, и пленники стали выпрыгивать из клеток и выстраиваться на тюремном дворе перед маленьким человечком в серой шинели, под которой виднелся зеленый мундир и узкий галстук с серебряной заколкой. У него были реденькие, похожие на паутину, светлые волосы. Кожа на лбу сморщенная, словно старый пергамент, сквозь который просвечивали голубые вены. Человечек бесстрастно рассматривал вновь прибывших. Главное — приказ выполнен, остальное его не интересовало.

Хруч хотел выпрыгнуть из фургона вслед за остальными, но охранник грубо затолкал его обратно. Шешил проходил по другой статье. Оглядев пленников и сверившись с записями в блокноте, человечек в шинели объявил: