Мэтт успел получить несколько заказов на бревна от этого старого дуба — миссис Гибсон хотела сделать книжную полку, Энида Фрост попросила подкинуть ей дровишек для вокзальной печки, старый Илай Хатауэй как-то подкатил на своем такси и подобрал деревяшку размером с четвертак, которую собирался, по его словам, всегда носить в кармане, чтобы в случае необходимости можно было дотронуться до дерева — на удачу. Синтия Эллиот остановилась по дороге на работу в чайную и, глядя, как Мэтт нарезает бревна, принялась лить слезы. Синтии недавно исполнилось шестнадцать, но выглядела она совсем ребенком с этими ее косичками и велосипедом, на котором ездила по городу, оплакивая судьбу дерева. Все-таки когда-то она ходила мимо этого дуба в детский садик. Однажды летом в его ветвях запутался ее бумажный змей, и она со страхом смотрела, как брат Джимми вскарабкался на самую вершину, чтобы спасти змея, а она подумала, что он исчезнет в небе. Она забралась на этот дуб в первый раз, когда убежала из дома, и просидела в его ветвях всю ночь, убеждая себя, что никогда в жизни не заговорит с матерью. Но утром, успокоившись, она вернулась домой, хотя собиралась отправиться автостопом в Нью-Йорк или Бостон.

— Я думал, твой брат мне поможет. Не горюй, я, возможно, оставлю часть ствола, и он даст побеги, — сказал Мэтт Синтии, когда отключил пилу, снял очки, наушники и увидел, что она плачет. — Во всяком случае, с одной стороны.

И точно, половина дерева неожиданно покрылась листьями с опозданием на несколько недель, так что дуб действительно не полностью засох. Несколько классов начальной школы явились с экскурсией к старейшему дереву в штате. Ребятишки вырабатывали красивый почерк, практикуясь на письмах к мэру с протестами против уничтожения дуба. В прошлую пятницу весь третий класс водил хороводы вокруг дерева, пока Мэтт работал. Мальчики и девочки, взявшись за руки, хором распевали детскую считалку: «Раз, два, не делай из меня дрова! Три, четыре, пять, хочу цвести опять!»

Другой на его месте полностью бы убрал дерево, несмотря ни на какие мольбы, — разумеется, это было легче всего, — но Мэтт решил, что постарается спасти ту половину, которая еще не засохла. Он работал допоздна, работал по выходным. Жители города привыкли к жужжанию пилы, как привыкли к пчелам, гудевшим на их задних дворах и аллеях. Воздух был желт от опилок, когда Мэтт заметил чью-то знакомую походку. Он снял защитные очки, думая, что они искажают картину, но нет, так все и было: на углу улицы стояла Ребекка Спарроу, в джинсах и ботинках, с рюкзаком на плече.

— Нечего пялиться, — сказала она ему; он действительно пялился, хотя к этой минуте уже понял, что девушка на тротуаре — его родная племянница Стелла.

— Ты просто копия Ребекки. — Мэтт спустился по лестнице, прислоненной к дубу. — Видела ее портрет в читальном зале библиотеки? Была еще миниатюра, подаренная Ребекке автором, Сэмюелем Хатауэем, но она каким-то образом потерялась.

— Прости. В библиотеке я не была.

Ложь обожгла Стелле язык, поэтому она взяла мятный леденец из упаковки, протянутой Мэттом, хотя в эту секунду ненавидела дядю. Кем он теперь ей будет, если они с матерью сойдутся? Дядей? Отчимом? Вообще никем? Наверное, ей следовало бы сжечь эту его диссертацию, которая теперь болталась у нее в рюкзаке. Было бы ему поделом. Оба перевели взгляд на старое дерево. В воздухе носилась янтарная пыльца и пчелы.

— Глаза б мои не смотрели, — сказала Стелла. — Какое уродство.

— Твоя подруга Синтия каждый раз плачет, когда проезжает мимо.

— Она любит пустить слезу. Такая чувствительная, что покрывается сыпью, стоит ей только увидеть объявление о потерянной собаке. Всем известно, что Синтия чересчур добрая, себе во вред.

— Не то что ее брат?

Мэтт продолжал смотреть на дерево, но почувствовал, как его обжег злобный взгляд Стеллы. Все равно, он видел, что Джимми кружит вокруг нее, не отставая. Последний раз, когда Джимми попадал в беду, ему было предписано помочь с уборкой снега. Напарник из него оказался угрюмый и молчаливый. Наверное, даже хорошо, что Джимми сейчас не явился на работу; если Мэтт не ошибался, то единственные слова, которые мальчишка тогда произнес за три дня: «Ну что, все?»

— Только не думай, будто что-то знаешь о Джимми, потому что это не так, — заявила Стелла.

— Зато ты, похоже, много о нем знаешь.

— Мы что, обсуждаем нашу личную жизнь? Взгляд ее совсем раскалился, прямо добела.

— Хочешь поговорить о твоей матери и обо мне?

— Ничего подобного. — Стелла пошла на попятную. — Господи, нет, конечно. — Она задумалась с весьма кислым выражением физиономии. Неужели мать влюбилась? От одной этой мысли начала болеть голова. Она взглянула на пчелиный рой. — Как много пчел. Не боишься, что тебя искусают?

— Смотри.

Мэтт подошел к пчеле, дремавшей на одной из срезанных ветвей, и схватил ее в кулак. Когда он разжал ладонь, то Стелла увидела, что пчела обалдело помедлила секунду, а потом спокойно полетела по своим делам.

Стелла расхохоталась:

— Ты спятил.

— А ты выкрасила волосы.

— Я сделала это в честь нее, — сказала Стелла, и ей почему-то захотелось заплакать. — Я хотела, чтобы хоть кто-то помнил о Ребекке.

— Я тоже этого хотел.

Стелла стояла на давным-давно знакомом углу и в то же время чувствовала себя потерянной. Неужели они с Мэттом хотели одного и того же?

— Я думаю, ты его заслужила.

С этими словами Мэтт достал из кармана компас, который принесла ему Дженни.

— Это подарок твоей матери. Кажется, он достался ей от бабушки. Но думаю, он предназначался тебе.

— Ты что, пытаешься купить мою дружбу?

— Не-а.

— Тогда что ты пытаешься сделать?

— Убрать уродливое дерево.