Утро было серым и мрачным. Кроны деревьев заслонили небо. В прорехах между шапками хвои было видно, как по небу блуждают кучевые облака. Ливень не обрушился на землю, за что природе хотелось сказать отдельное спасибо. Холод закрадывался в организм, но до двусторонней пневмонии еще было далеко. Зашевелилось что-то под боком, и до Олега дошло, почему он еще не покрылся коркой льда. Тепло человеческого тела – лучшее в мире тепло. Его проницали испуганные глаза, обведенные синью и морщинами. Две недели отсидки в аду превратили молодую женщину во что-то отпугивающее и неприглядное. Но это дело поправимое. Она все вспомнила, и страх в глазах пошел на убыль. Морщинки стали разглаживаться. Она сделала удачную попытку улыбнуться и помолодела лет на восемь. «Вот так-то лучше», – подумал Олег.

– Прости. – Она смутилась, до женщины дошло, что ночью она переступила черту, резко отодвинулась. – Мне просто было холодно, да и… с тобой я чувствую себя в безопасности…

– Ничего страшного, – пробормотал Олег. – Я тоже с тобой чувствую себя в безопасности.

Шутку она не поняла, да и не очень-то хотелось.

– Ты был когда-нибудь в Египте? – спросила женщина.

– Был, – признался Олег. – Года три тому назад. Отличная страна, но я ее практически не почувствовал. У нас была компания. Всю неделю мы только тем и занимались, что гоняли по морю акул, а по суше – местных байкеров на квадроциклах. В итоге и те и другие стали от нас шарахаться. Друзья рассказывали, что было весело.

– Да, я слышала, что русские в Хургаде часто *censored*ганят… – Она подумала и снова подалась к нему, хотя особо разлеживаться было некогда.

– Любишь спать с женщинами? – неодобрительно покосился на него делающий утреннюю разминку Крутасов.

– А ты не любишь? – парировал Олег.

– Я люблю только борщ и Родину, – фыркнул товарищ, вздымая над головой увесистую корягу. – А что касается уморенной дамочки, то никогда бы не подумал, что… тебе нравятся работы Пикассо.

– Не знаю, как насчет Родины и альтернативной женской красоты, а вот борщ бы сейчас пошел «на ура», – вздохнул Максим. Одной рукой он растирал опухшую от сна физиономию, другой вытряхивал из рюкзака все, что имело хотя бы смутное сходство со словом «провиант»: какие-то вафли, печенюшки, скрученный женскими косами сыр. По хвойным окрестностям лазил одутловатый и угрюмый Оленич, занимаясь важным делом: перетирал пальцами хвою и получившейся массой пытался почистить зубы. Взять из части зубную щетку и все ей сопутствующее он, конечно, забыл. Ворошился мятый лапник, из небытия возникала ошарашенная физиономия рядового Загадкина, обретшая осмысленность лишь после того, как узрела так называемые продукты.

– И не мусорить мне тут за границей, – предупредил Олег, отломил кусок сыра и, пережевывая его крепкими зубами, отправился в кусты.

«Кирпич» марки «Филипс» и не думал разряжаться. Он набрал по памяти номер, выданный чекистами для связи, и стал терпеливо ждать, пока на том конце соизволят отозваться.

– Это служба судебных приставов? – поинтересовался он, когда откликнулась женщина.

– Минуточку, сейчас я вас переключу.

Прошло секунд пятнадцать, во время которых он вдоволь насладился пронзительным творением саксофониста Кенни Джи. Прозвучал знакомый деловитый голос:

– Олег Петрович?

– Мы говорим открытым текстом… Егор Борисович, если не ошибаюсь? – Он узнал Каменецкого – коллегу Зиновьева.

– Но вы же звоните в службу судебных приставов? – Голос сотрудника спецслужбы был ровен и серьезен.

– Безусловно, – согласился Олег. – Докладываю: комплекс мероприятий проведен, оба объекта находятся в составе членов комиссии.

– Прекрасно… – Ровный голос дрогнул, участившееся дыхание выдавало волнение. – Нам поступила информация, что на объекте, мониторинг которого вы произвели, ночью было не очень спокойно. Руководство волновалось… С обоими объектами все в порядке?

– Думаю, да. Если не считать, что один из объектов оказался женщиной… Это нормально?

– Это то, что нужно. Воздержитесь от вопросов и упреков. Где вы сейчас находитесь?

– Боже, да в лесу… – надоело шифроваться и пороть всякую чушь.

– Конкретнее?

– Семьсот метров от объекта на север и триста на восток.

– Отлично. Двигайтесь в восточном направлении, никуда не сворачивая. Вам нужно пройти чуть более семи километров. Наши люди на границе вас перехватят. Конец связи, Олег Петрович. Руководство довольно вашей работой.

А вот это было опасно. Разговор могли перехватить американские или латвийские спецслужбы и принять меры. Но ничто в этом мире не делается мгновенно. Он убрал телефон подальше в штормовку, вернулся к товарищам, которые энергично растаскивали еду по желудкам.

– Вы что, сюда жрать приехали? – возмутился Олег. – Живо выдвигаемся. Дожуете по ходу. Включай свой девайс, Шура, – кивнул он на тесак, которым Крутасов шинковал пивную закуску, приобретенную еще в «довоенное» время в Такспилсе.

Ночь прошла недаром. Сил прибавилось. Джоанна бодро семенила, закусив губу, и временами косилась на «куратора». Загадкин, напичканный аспирином, за ночь не загнулся, даже не кашлял, правда, выглядел слегка обалдевшим, и обмундирование на нем ниже пояса стояло колом. Он исправно шагал вместе со всеми и вскоре заныл, седлая любимого конька: мол, повсюду, блин, одни офицеры, поговорить не с кем, тоска смертная. Он бы с дамочкой поговорил, но по-русски она не шарит, а из английского он помнит лишь одну фразу, состоящую из двух коротких слов. И сомнительно, что, если он начнет с них беседу, это поспособствует развитию российско-британской дружбы. На втором километре он начал спотыкаться, хвататься за деревья. Оленич злорадно посоветовал ему подобрать «пару палок» и как бы невзначай покосился на Джоанну, которую смутили не слова, а взгляд.