Весь день я провела в этом доме, где было уже не так светло, как раньше. Джедла говорила тихо, и наш разговор с ней был тоже каким-то скучным и тусклым. Глядя на нас, можно было подумать, что мы бесцельно убиваем время, как две подруги, которые, встречаясь каждый день, вынуждены перебрасываться пустыми банальностями.

Куда делась ее ненависть, ее неистовство? Тогда я еще не знала, какие страсти могут таиться в тихих озерах ее покоя, в вечном однообразии установленного ею в доме порядка, в бесконечных глубинах ее молчания…

Для меня же замедленность бега жизни означала лишь забвение прошлого, лишь начало обновления. Поэтому, когда вечером я собиралась уходить, а Джедла, повернувшись ко мне, почти властно сказала: «Я хотела бы, чтобы ты осталась! К тому ж нам надо поговорить», — меня снова охватила усталость. Я с такой охотой забыла бы сейчас обо всем. Но я всегда имела дело с людьми упрямыми, добивавшимися от меня того, что им хотелось, и я осталась. Я помню, как, снова вооружаясь привычным своим цинизмом, подумала тогда: «В конце концов, она по собственному почину работает на меня!» И мне ничего не оставалось, как ответить ей согласием. Я вспомнила также о письме Али, которое как бы скрепляло наш союз. Только бы сам Али не запутался во всем этом…

Вскоре мы остались вдвоем на террасе. Ночь опустилась над садом; мягкий покой, который она несла нам, напомнил мне о других вечерах, когда я любила усаживаться у ног Джедлы, класть голову ей на колени. И если бы тишина, стоявшая сейчас вокруг нас, не была столь глубокой, я бы, наверное, горько рассмеялась. Уж слишком все выглядело смешным: в то время как я обретала кошачьи повадки, с радостью откликалась на малейшую ласку, на малейшее внимание со стороны этой четы, она плела вокруг меня сеть серьезной игры, постепенно заманивая в ловушку. А я-то еще думала поймать их в свою! Да, недаром мне хотелось посмеяться над собой, похохотать над собой, похохотать всласть в тишине этой ночи… Я взглянула на темный, прямой силуэт Джедлы, которая заговорила со мной ровным голосом. Я слушала ее и не слышала, потому что поняла вдруг, что ненавижу только саму себя.

— Раз уж мы пришли с тобой к согласию, — говорила Джедла, то нам нужно вместе обсудить наши возможности. Али приедет дней через десять. И к этому моменту надо все уже подготовить.

Оказывается, пока я отсутствовала, она разработала план действий. Я приняла это сообщение совершенно спокойно. Ночь разливала вокруг восхитительный аромат — это благоухала герань, и я подумала, как хорошо сейчас влюбленным гулять в этой струящейся душистой свежестью ночи, как уютно отдыхать сейчас в семейном кругу на террасах, вести спокойные беседы. А я пыталась разглядеть сидящую передо мной женщину с лицом королевы, с глазами газели, внезапно вспыхивавшими в ночи каким-то странным огнем… Она тщательно описывала средства, с помощью которых я должна была отбить у нее мужа. Все это казалось неправдоподобным. Джедла рассуждала с методической четкостью. С ее точки зрения, было просто необходимо окружить Али со всех сторон, исключить для него возможность отступления. Первый шаг — заставить его предельно уважать меня. Он должен проникнуться особым доверием ко мне, а для этого, сказала Джедла, усмехнувшись, я должна буду демонстрировать ему свою невинность и особенно свое несогласие с той средой, которой принадлежу. Тогда, может быть, настанет такой момент, когда мне придется обратиться к нему за моральной поддержкой против… Хассейна, ибо она кое о чем уже, видите ли, догадалась. Али должен будет почувствовать себя ответст венным за мое спасение. Он вообще охотно помогает людям…

— Вот тогда-то ты и должна будешь пустить в ход свои чары! — (Джедла показалась мне сейчас похожей на генерала, готовившего сражение.) — Может быть, — продолжала она, — мы еще будем находиться здесь. И ты будешь еще красивее. А я со своей усталостью и недомоганием, да и со всем прочим…. буду только увядать все больше и больше. И вот однажды, когда развязка будет уже близка, я позволю себе появиться на пляже в купальнике. В солнечном свете моя худоба покажется ему уродством, а ты-тут как тут, рядышком… Со всеми своими прелестями. Ну и посмотрим тогда, устоит ли он! Только одно условие должно быть оговорено между нами. — Она замолчала на минутку. — Ты должна будешь мне все рассказывать. Мы ведь с тобой настоящие заговорщицы! Я хочу знать все, абсолютно все! Конечно, я вас буду оставлять вдвоем как можно дольше.

Я ответила согласием. И подумала о письме, которое получила из Парижа и которое лежало сейчас на моем письменном столе. Но ничего не сказала о нем. Я уже начала жульничать в этой игре. Наверное, мне никогда не удастся сыграть ее честно. Мне стало страшно…

Прошло несколько дней; у меня сохранилось о них воспоминание как о чем-то унизительном в моей жизни. Нити заговора между мной и Джедлой постепенно становились прочнее. Вечерами она не позволяла мне уходить от нее. С каждой ее улыбкой я готова была растаять, поддаться ей, все забыть, говорить как с родной сестрой и даже, если бы она захотела, просить у нее прощения. Но она требовала от меня только согласия с ее планами, хотела видеть во мне только свою союзницу.

Это было также время наших взаимных исповедей. Вообще-то я ненавидела фальшивую интимность, когда женщины шепчутся о своих несчастьях и грехах. Но Джедла словно толкала меня на этот мерзкий путь. И я должна была без конца рассказывать ей о своем прошлом, которое сама для себя считала уже безвозвратно ушедшим, которое было уже как бы и не моим.

Много ли было у меня любовников? интересовалась она. Кто из них мне нравился? Я их, несомненно, презирала всех, но ведь целовалась с ними. Ну, конечно, она хорошо все понимает…

Пришлось даже рассказывать о том первом моем поцелуе, после которого я увидела ее искаженное ненавистью лицо. Как же это так случилось, недоумевала Джедла, что она не помнит имени того мальчика? А почему я отказалась от помолвки?

— Сама не знаю…

Ну да, понятно, наверное от усталости и скуки… Мне, видимо, нужна постоянная смена мужчин, полагала она.

Я, конечно, должна была отвечать ей немного холодным тоном, с этакой дозой горечи в голосе, как бы слегка саркастично. Когда я мешкала с ответом, колебалась, она сама подсказывала мне его.