Бушков Александр Александрович
Шрифт:
Он смотрел, как на очаровательном личике сменяют друг друга самые разные чувства: недоверие, тревога... В голове снова послышался тот непонятный о т з в у к, словно бы раздававшийся ближе и сильнее.
— Но вы же не хотите сказать... — произвела она, еще более побледнев.
— Именно, — кивнул Сварог. — Остается одно — пыточная...
— Подонок!
— Ничего подобного, — серьезно сказал Сварог. — Во-первых, я сейчас не человек. Я король. То есть работающий механизм, в котором нет ничего человеческого. И думать должен, в первую очередь, о своих подданных, а не о ваших вольнолюбивых идеях или целости ваших косточек... Во-вторых... При чем здесь небо? Можно подумать, это там придумали пыточные и силой их на земле внедряли, а вы, гуманисты и добряки усиленно отпирались... Боюсь, вы сами до этого додумались. Вы словно бы даже удивились, полное впечатление... Как будто благородных не пытают. Еще как. Я говорю даже не о свежих примерах — когда, скажем, лет шесть назад по приказу Конгера Ужасного на Монфоконе разорвали лошадьми не какую-то крестьянку, а герцогиню старинного рода... Давайте лучше поговорим о вашей милой родине, княжестве Скатерон. Я кое-что просмотрел по его истории... Там написано, что во время знаменитого заговора барона Гудера ваш родной дедушка дюжинами вздергивал на дыбу не только благородных кавалеров, но и благородных дам... И я бы его нимало не порицал, заговор был невымышленный, а настоящий, серьезный, включавший в планы и убийство вашего дедушки... Но он, не особенно разбираясь, велел пытать и виновных, и невиновных, а невиновных, как пишут, приходилось человек по десятку на каждого настоящего мятежника и заговорщика. Как нам с этим быть, Эгле? Насколько я знаю, ваш дедушка умер, когда вам было года четыре, вы успели не раз посидеть у него на коленях и получить от него кучу леденцов... Хорошо, я подонок. А он — нет? Маркизе Альвине Латорми, как позже выяснилось, совершенно непричастной, было всего девятнадцать... Вы знаете, что с ней сделали палачи вашего дедушки? В толк не возьму, почему он — любимый дедушка, а я — подонок. Тут уж всех следует по одной мерке мерить...
Кажется, Эгле чуточку смутилась.
— Я и не говорила, что считала его «любимым», будучи уже в з р о с л о й, — сказала она.
— Тем более, — пожал плечами Сварог. — Я, как король, о б я з а н знать то, что вы скрываете. Значит, придется вас пытать. Вы полагаете, что выдержите хотя бы половину обычных... процедур?
В лице у нее не было ни кровинки, но глаза оставались сухими — все же не кисейная барышня, а княжна из Скатерона, то есть из Каталауна...
— Не выдержу, — призналась она тихо.
— Вот видите, — сказал Сварог. — Но когда вы, наконец, заговорите, вас к тому времени успеют изрядно покалечить... И это вы тоже прекрасно понимаете. Ах да, я и забыл... — он театрально хлопнул себя по лбу. — Перед тем, как попасть в пыточную, вам еще предстоит заглянуть на псарню...
— Зачем? — спросила она с ноткой удивления.
— То есть как это — зачем? — Сварог, в свою очередь, сделал вид, что несказанно удивлен. — Псари у меня имеют дело не с дамскими собачками, а с гончими, натасканными на кабана, медведя, с волкодавами, каких спускают на каталаунских тигров... Это нелегкое ремесло... и оно делает людей достаточно черствыми, лишенными всякой сентиментальности и излишней доброты. Самый подходящий в данном случае народ. Кинут в уголке какуюнибудь дерюгу, завалят вас туда, задерут подол... Вы что же, забыли о старинной, до сих пор действующей неписаной традиции, согласно которой подвергшаяся насилию королева должна уходить в монастырь? Не торопитесь снова меня обзывать, я при этом неаппетитном зрелище присутствовать не буду, я не извращенец... Тем более что псари — народ грубый, с грязной фантазией...
— Мой муж... — прошептала она, смертельно бледная, и замолчала, будто у нее перехватило дыхание.
Так оно, похоже, и было.
— Ну да, конечно, — кивнул Сварог и скучным голосом продолжал. — Он меня потом зарежет и зажарит, ощиплет и ошпарит... Да? Во-первых, еще неизвестно, получится ли у него. Меня столько раз пытались убить, что лень даже считать. Но я всегда как-то успевал первым, это уже традиция такая сложилась... Во-вторых, даже если ваш муж, во что совершенно не верится, все же сумеет меня достать, вы к тому времени пройдете и псарню, и пыточную. — Сварог наклонился к ней, грубо взял за подбородок, поднял ее голову выше и заглянул в глаза: — Эгле, я не шучу и не запугиваю напрасно. Слово чести, если будете молчать, я выполню все, что обещал... Ну?
Уголки губ у нее подрагивали, глубоко в глазах затаился страх, но она держалась — не плакала и явно не собиралась просить пощады...
— По-моему, это означает «нет»... — сказал Сварог, выпрямляясь. — Очень жаль. Ладно. Скажу вам по секрету: у меня еще осталась капелька человеческого. Я все же не урожденный король, меня к этому ремеслу не готовили с детства, в отличие от вас. Я вам дам время на раздумье. Целых полчаса, — он глянул через плечо на высокие напольные часы в резном корпусе из орехового дерева. — Отсюда вам прекрасно виден циферблат. Отсчет начнется, когда стрелка достигнет половины третьего, так что у вас, собственно, тридцать одна минута... Обдумайте все. В три я вернусь и вас уведут. Будьте благоразумны, а? Из чисто эстетических побуждений мне не хотелось бы видеть такую красавицу на дерюге среди дюжины гогочущих псарей, и уж тем более на дыбе... Подумайте как следует, я вас прошу...
Он отвернулся и, не оборачиваясь, целеустремленной походкой вышел в коридор — а там, наплевав на королевское достоинство, бегом преодолел расстояние десятка в два шагов, ранул ручку комнаты справа, примыкавшей к Ореховому залу, влетел туда.
Там у стены, отделявшей комнату от Орехового зала, напряженно застыли несколько человек с оружием наготове, а перед ними в два ряда висели в воздухе шесть экранов — камеры просматривали Ореховый зал с шести разных точек. Присмотревшись, Сварог быстро нашел взглядом нужный экран, на который давала изображение камера, запрятанная над спинкой кресла Эгле. Длинный исторический стол, за ним — два высоких окна и ни единой живой души, никаких изменений.
Сердце у него заходилось в лютой тоске. Когда истекут эти полчаса, можно будет еще немного потянуть под убедительным предлогом... но не до бесконечности же? Если он ошибся в расчетах и зря ставил себя на место Стахора с Вингельтом, придется выполнить все угрозы. Обе. Потому что несколько миллионов его подданных, в отличие от него, не способны отсидеться за облаками и в безопасном местечке. А потому не имеет никакого значения, что королева Эгле молода, красива и чиста... Либо-либо...
Он, не глядя, протянул руку вбок, щелкнул пальцами. Кто-то торопливо подал ему серебристую полудугу с двумя шариками. Сварог сунул один в ухо, повернул дугу так, чтобы второй шарик оказался у рта.
— Внимание, всем группам, — сказал он жестко. — Повторяю, еще раз повторяю: если начнется, брать живыми, только живыми...
Несколько голосов один за другим кратко отрапортовали, что все понимают и приказ выполнят скрупулезно.
— Ни секунды промедления, — сказал он. — Если парализаторы не подействуют — сети, сети...
Ему снова отрапортовали, что поняли и исполнят. Не было никакой необходимости повторять приказы, он отобрал самых опытных — просто нужно было чем-то себя занять, пока минуты ползли, как улитки. Странный отзвук в голове все усиливался, и у него помаленьку стала формироваться догадка — что он слышит исходящий от Эгле зов. Непонятно, как она это делает, какой это все природы, ясно только, что магия тут и не ночевала. Ну что ж, если он верно догадался, пусть зовет...