Шрифт:
«Прием пищи осуществляется в специально отведенных местах, в установленное время! То, что вам позволяют пить чай вне стен столовой, есть величайшее благо, ниспосланное вам руководством колонии», – говорит нам дневальный и выносит на улицу чайник с кипятком. Кипяток быстро расходится по кружкам. Всем не хватает, да и чай есть не у всех. Большинство зэков сидят на чифире – крепчайшем чае, который приводит организм в нормальное состояние. Я вижу зэков, которые, отчаявшись добыть кипяток, жуют сухой черный чай и запивают его водой из-под крана. Сигареты заканчиваются. Мужики докуривают оставшиеся сигареты, растягивая одну на нескольких человек. Мне намного легче. Я не курю и могу обходиться без чая. Видя страдания окружающих, я сообщаю мужикам, что готов отдать все сигареты, находящиеся у меня в бауле, и поделиться чаем. Простую на первый взгляд задачу осуществить нелегко. Наши сумки находятся в отдельном помещении, в каптерке, за территорией карантина. Доступ к ним разрешается в строго определенное время, два раза в неделю, по вторникам и четвергам. Сегодня среда. Дневальный обещает завтра вывести меня в каптерку.
Во дворике гуляет коренастый чеченец небольшого роста. Он практически ни с кем не общается и находится в карантине уже несколько месяцев. По сломанным ушам я узнаю в нем борца. Нам есть о чем поговорить. Мы знакомимся. Аслан, член сборной России по вольной борьбе, мастер спорта международного класса, серебряный призер чемпионата мира и чемпион Европы, осужден по статье 205 УК РФ – терроризм. Срок – двадцать три года. Один из его многочисленных родственников из Чечни переночевал у него в квартире в Москве и каким-то образом оказался причастен к взрыву автомобиля у ресторана «Макдоналдс». Аслана тоже взяли. Потом взяли милиционеров, которые взяли Аслана. Они оказались оборотнями в погонах. Теперь сидят все. «И зачем я за Россию выступал?» – как-то посетует он…
Рядом с нами прогуливается Миша К. Высоченного роста, крупный, он осужден по той же статье, что и Аслан, – терроризм. Срок – девятнадцать лет. Мишу посадили за подрыв пассажирского поезда «Грозный – Москва». Был взрыв. Поезд сошел с рельсов. Место для диверсии было выбрано странное. Сделано было все так, будто террористы старались минимизировать урон. На этом участке поезда всегда сбрасывают скорость. Заряд был заботливо заложен под правый рельс, чтобы поезд ушел не под откос, а остался на насыпи. У Мишиного друга рядом дача. Вот и решили взрослые мужчины, по версии следствия, поразвлечься. Миша на детском велосипеде, принадлежащем дочери друга, якобы доехал до места преступления и совершил подрыв. На ходатайство Миши и его адвокатов провести следственный эксперимент и посмотреть, как он мог со своими габаритами влезть на этот велосипедик, судья ответила отказом. Суд присяжных Мишу оправдал, но приговор отменили и судили Мишу еще раз. Ко второму процессу велосипед, изначально проходивший как вещественное доказательство вины подсудимого, пропал. Как только стало понятно, что детский велосипед доказывает его невиновность, улика таинственным образом испарилась…
Михаил со своей боевой биографией очень подходит на роль козла отпущения. Выпускник Московского института стали и сплавов, очень грамотный и образованный, он перепробовал в жизни много профессий. Был журналистом и фотографом. Написал книгу «Русские добровольцы в Сербии» – там он сам воевал и был ранен. Человек, который добровольно и бескорыстно уехал воевать в чужую страну, чтобы помочь братьям славянам, вызывал у меня уважение. Хорошо разбирающийся в истории, обладающий живым умом и феноменальной памятью, он был интереснейшим собеседником. Человек не от мира сего, он был для меня отдушиной, через которую я мог уйти от реальности. Ему, прямолинейному и не привыкшему ни под кого подстраиваться, было здесь очень тяжело. Мы подружились.
Быстро проходит первая неделя. Новый этап пополняет карантин двумя новыми лицами. Мы уже знаем, что в следующую среду ожидается большой этап, и всех нас переведут в нижний карантин, для проформы именуемый адаптационным отрядом. Мы с нетерпением ждем этого момента, продолжая оттачивать свое мастерство в строевой подготовке. Если кто-то в строю начинает идти не в ногу, сбивается вся колонна. Молодой парень Саша, осужденный за убийство, получил прозвище, или погоняло, Трояр. Прозвали его так в честь обильно им употребляемого на свободе напитка – жидкости для мытья ванн «Трояр», содержащей до семидесяти процентов спирта. Систематическое употребление этого коктейля приводит к необратимым последствиям. Помимо очевидного влияния на умственные способности происходит следующее: у человека сильно нарушается координация движений. Саша никак не может научиться ходить в ногу, и из-за него сбивается весь строй. После долгих мучений и нескольких собеседований с дневальными, обычно заканчивающихся нанесением легких телесных повреждений, его ставят в последнюю шеренгу. Я не могу сдержаться и подхожу к Виталию, прошу оставить в покое нездорового парня. Просьба моя услышана не была. Очевидно, Виталий был полностью сосредоточен на осуществлении глубоко засевшей в его скинхедовской голове мечте – безнаказанно издеваться над слабыми.
Дневальный прерывает мою беседу с Мишей К. и зовет меня в помещение карантина. Со мной желает побеседовать местная звезда – завхоз карантина Кирилл Саенков. У него свои роскошные апартаменты. Я захожу в отдельную маленькую комнату с телевизором и DVD. Вижу стол, тумбочку, на которой стоит портрет его сына. Кирилл по местным меркам очень крут. Ему, единственному в колонии зэку, разрешено расхаживать по зоне в кроссовках. По словам дневальных, получил он это право в награду за какой-то свой подвиг – от самого заместителя начальника колонии по безопасности и оперативной работе. Кирилл был особо доверенным лицом (или, как я думал, скорее какой-то другой частью тела) администрации колонии. Он всегда сам участвует в приеме этапов и избивает прибывших осужденных.
Чего он только не плел про себя! Я сидел и кусал губы, чтобы не рассмеяться ему в лицо. Он врал как сивый мерин. «Я капитан ГРУ! Я закончил Институт спецназа Главного разведывательного управления! Я мастер спорта по боксу! Я такой, я сякой…» Он прерывается и великодушно предлагает мне стакан чая и шоколад. Не в силах отказаться, я принимаю его предложение и едва успеваю согласно кивать головой и отхлебывать чай, слушая очередной бред. Он ничего не слышал о деле Ходорковского, но предлагает устроить меня на хорошую должность, сулящую мне спокойную жизнь в колонии. Я, не веря ни одному его слову, отказываюсь. Прием окончен. Дневальные боялись Кирюшу до смерти и, стараясь всячески ему услужить, считали дни до его освобождения. Назар, однажды сводив меня за сигаретами и изучив содержание моего баула, станет выпрашивать у меня спортивный костюм и кроссовки для Кирилла. Мой отказ породит в нем плохо скрываемую злобу, и он еще не раз отыграется на мне.
При приеме этапов дневальные зорко следят за тем, кто во что одет, и выпрашивают, выменивают и выманивают вольные вещи, находящиеся за зоной на складе личного имущества. Многие соглашаются. Моя конфискованная одежда не привлекла ничьего внимания и была мне отдана на руки при отъезде из колонии. Дневальные собирали вещи на освобождение Кирилла, у которого высшим шиком считалось выйти на свободу, приодевшись в зоне. Кириллу оставалось до освобождения несколько месяцев.
Наступает вторник, и меня переводят в нижний карантин. Аслан и Миша остаются здесь. Мы не прощаемся. Мы знаем, что будем часто видеть друг друга на ежедневных маршах. Нам предстоит еще больше года находиться в одном отряде.