Есть ли у Вас фото хотя бы каких-нибудь Яшиных картин? Хотелось бы взглянуть, что он теперь делает. Его Амос так со мной и неразлучен. Вспоминаю наши с ним разговоры о мировых проблемах. Он редкий человек, который понимает многое. Сейчас, как мне кажется, полоса упадка и усталости мысли. Многое примитивизируется. Но это не в первый и не в последний раз. Истина от этого не пострадает, ее свойство облекается во все формы, начиная с самых сложных — до самых простых. Это хорошо видно из самой Библии…

Жду Ваших писем, которые, как никакие другие, полны жизни и искр и приоткрывают завесу над Вашим бытием.

Всех вас обнимаю и шлю Божие благословение.

С любовью

Ваш о. Александр Мень

23 мая 1980 года

Хьюстон

Дорогой отец Александр!

Здравствуйте!

После столь долгого отсутствия от Вас известий мы получили Ваше письмо. Оно долго где-то путешествовало. И вот оно у нас. Можно, я скажу Вам еще раз, как мне нравятся Ваши письма? Можно, я совсем обнаглею и скажу, что Вы умеете и писать, и мыслить. Мне стыдно делать Вам такой комплимент, но мне хочется. Я-то, как обнаглеваю в Америке!? У нас тут болезнь — мания величия заводится. А хвастунов сколько завелось!? А какая зацикленность на себе. Я…! Я…! Я…!

Я расскажу Вам лучше о последних наших хьюстоновских событиях. Здесь есть еврейский центр — типа дворца культуры, куда еврейцы и нееврейцы, заплатив 200 долларов в год, ходят развлекаться, поиграть в теннис, попариться в сауне, покупаться в бассейне и т. д. При этом «дворце культуры» наши вновь прибывшие открыли «Русский клуб» — после долгих споров и разных передряг «клуб» начал существовать. Шесть «бойких» организаторов очень хотели Яшу привлечь, но он, конечно, не привлекся. Меня же упомянутые ребята не хотели привлечь из-за русскости (в Русский клуб?) и из-за моего легкомыслия — я начинаю хохотать по каждому «серьезному» поводу. Например, «президиум выбрать, проголосовать за решение, дорогие товарищи…» и т. д. И все на полном серьезе. Соскучились без президиумов, лозунгов и знамен. Итак, клуб заработал — можно рассказы писать о каждом заседании. Я собираюсь туда специально ходить — материалы собирать. Во главе клуба встал тихий Гоша Миркин [34] , мой бывший университетский сослуживец, которого Яша к нам в «Эксон» рекомендовал. Он хороший специалист и вполне приличный человек, как я шучу, как товарищ Сталин, тихо–тихо власть в клубе захватил. И вот ему пришла мысль отблагодарить Яшу за то, что Яша его в «Эксон» пристроил (мысль, конечно, хорошая), — организовать выставку–продажу Яшиных картин в этом еврейском центре и привлечь еще двух вновь приехавших художников. Итак, три недели назад было открытие выставки в «джуишке» — так в русско–еврейском простонародье этот центр называется. Выставочный зал большой, красивый с застекленным прозрачным потолком, как у аквариума. Яше отвели громадную стену, на которой он развешивал свои «творенья» с невероятным вниманием, чтобы картины разговаривали друг с другом, с воздухом, играли со светом.

Другой художник, Фима [35] , особенно не старался развешивать, а смеясь говорил, что ему безразлично, как висят, где висят, лишь бы денежки приносили. Он реалист, был специалист «по Ленину» в России, тут «по евреям» пошел; закончил Ленинградскую академию, рисовать умеет, слезу прошибают его горемычные евреи со скрипкой, с печалью в глазах, с могендовидами… Плачут, когда видят. Фима в России хорошо жил и тут на «мансарде жить не хочет», а хочет жить в особнячке с бассейном.

Третьим был архитектор из Москвы, чеканщик, человек ироничный, но мастер неплохой [36] . Он, как и Яша, с вниманием и нежностью развешивал свои произведения.

Картины развесили. Яшины красиво выделялись, сверкали и излучали свет и тепло. В каждую из них Яша вложил массу труда, времени и сил. Яша теперь рисует свет, как бы «иконы света»— так он их называет. Фима же своих людей со скрипками, как блины, печет, у него рука хорошая, делает быстро, и «они» нежные, летящие, достающие. На выставке все американское еврейство было потрясено Фимиными твореньями, организовали очередь, покупали, плакали, умилялись, сентиментально наслаждались. У Фимы торговля шла бойко. Наша же «иммигрантура» все больше к Яшиным приглядывалась и вертелась около Яшиных. Воспитанные на порт–ретах вождей, портреты евреев уже не воспринимали. Нам уже надо что-нибудь позагадочнее. Но Фимины покупатели — это далеко не самые последние люди по причастности к прекрасному Тут, в основном, продается «дофимин» период — журавчики, лебеди… цветы, вода с замками. У Фимы есть психология — все-таки жалко этих евреев. Это уже высокий американский уровень понимания. Я Вас умоляю, не смейтесь, это правда. Я совсем не преувеличиваю.

Наши, презирая вкусы американских покупателей, разозлились и пошли покупать Яшины творенья. Две одесские чертежницы купили три картины и даже одну большую. Тогда их соотечественник, господин Калина, бывший советник Госплана, обиделся, что его обскакали его землячки, и новоприехавший «миллионер» позвонил Яше — и тоже купил картину. Знай наших одесских эстетов! Поднялся иммигрантский ажиотаж… теперь каждый приличный иммигрант считает себя обязанным купить Яшино творенье — иначе будут думать, что он только дома покупает, и как бы нет у него вкуса.

Тем временем Фима все картинки продал на несусветную сумму — там Ленин его спасал, а тут евреи помогают ему в бассейне купаться. Яша после выставки был удручен, три дня не ел, не пил, переживал от своего «неуспеха» у американского покупателя. Я его утешала, говоря, что те люди, которым под силу твои «бессмертные творенья», купаются, парятся, моются, развлекаются у себя дома, а сюда-то приличный еврейский миллионер разве пойдет? Много ты ходил во Дворец культуры им. Газа? Через некоторое время Яша оправился — зарплату ему в этот момент на работе повысили, «акула» хорошо заботится, для удержу, уже третий раз за 1.5 года Яшу повышают, и снова пошел в бой за признание своих «окон света.»

Тем временем в корпорации в другом здании «Эксона» была конкурсная выставка «произведений» сотрудников. Яша дал туда несколько своих картинок, которые брать совсем не хотели, но он настоял. Их повесили где-то под потолком, чтобы было не видно, стыдно было за них. Первое место занял тигр, такой величественный, похожий на тех послевоенных лебедей, которые на барахолке продавались. Второе — портрет ребеночка, такой розовенький в кружевных пеленках. Яша места никакого не занял, где-то в иррациональных числах. Я веселилась до потери сознания. Порожденное язвами капитализма и империализма абстрактное искусство в демократическом свободном Техасе не нравится. Это тебе не Москва с Ленинградом.