— Ну, — сказала я сухо, — вы предельно ясно все написали в своих поправках к договору.

Он уселся на ближайший стул, задрал ноги на туалетный столик и взял с тарелки несколько личи.

— Если Колин захочет меня видеть, я здесь. Передай мне, пожалуйста, «Вашингтон пост». «Таймс» я уже просмотрел.

— Но…

— Я. Буду. Здесь. — Он поднял брови и углубился в газету.

Я побежала к Колин.

— Ну, и где, спрашивается, Майк?

— А он у себя, — непринужденно ответила я, — пойдем к нему вместе!

Не прокатило. Колин посмотрела на меня как на умалишенную.

— Я думала, это он ко мне придет.

— Ну-у-у… — попыталась я с ходу придумать оправдание, — он обживается, понимаешь? Было бы очень мило с твоей стороны прийти и поддержать его в эту мину…

— Нет, — отрезала Колин. — Это он должен прийти сюда.

Отлично. Я кивнула и развернулась на каблуках.

Майка я застала за поеданием папайи и чтением статьи про Йемен.

— Ма-айк, — я постаралась придать голосу как можно больше добродушия, — что-то случилось?

— Я тут подумал, — сказал он, — о цвете стен. Не очень-то способствует релаксации. Ты не находишь?

— Цвет бежевый, — уныло сказала я.

— М-м-м-м-м, — он полюбовался на кожицу манго. — А что если нам сделать какой-нибудь такой цвет?

Я уставилась на него во все глаза.

— Майк, вы что, хотите заработать себе на канале репутацию капризной примадонны? Могу с легкостью это устроить.

— Нет, не можешь, — парировал он. — Даже если очень захочешь.

И он был абсолютно прав.

— Ну, хорошо, — сказала я, — вот встретитесь с Колин, и мы обсудим цвет стен в вашей гримерной. Уверена, вам понравится, как она оборудовала свою.

— Не-а, — ответил он. — Я никуда отсюда не двинусь. Если хочет, может прийти и все передать на словах.

Мне очень хотелось затопать ногами и закричать, как в детстве.

— Хотя… спешить особенно некуда, — добавил Майк, снова утыкаясь в газету.

Я отправилась обратно к Колин.

Она встретила меня у порога:

— Нет.

Я пошла к Майку. При виде моего расстроенного лица он чуть было не рассмеялся.

— А ты ей сказала, что у меня тут папайя?

Я повторила про себя, что Майк Померой — лучший новостной ведущий всех времен и народов, и понесла Колин известие о папайе. Будто оно что-то могло изменить.

— Так ему что, принесли экзотические фрукты?! — закричала Колин. — Ну, да, конечно, так всегда! Я здесь работаю больше всех, но при этом у меня самая маленькая гримерка, самая маленькая зарплата, и самое маленькое…

— Эго? — невинно поинтересовалась я. — Да, ты права. Ты столько сил отдаешь работе. А сейчас я хотела бы тебя попросить…

— Нет, мне просто не верится, что он так набивает себе цену. — Она картинно склонила голову и мельком глянула на себя в зеркало. — А вообще странно, что он не снизошел до встречи со мной. Помнится, в Белом доме на последнем приеме для прессы ему этого очень даже хотелось.

— Что, прости?

— Ну да! — повысила голос Колин. — Он ухватил меня за задницу и предложил пойти к нему в номер, чтобы…

— Все! Хватит! — я вскинула руки вверх. — Не хочу больше слушать!

— А, ну конечно, он ведь твой кумир, — хмыкнула Колин.

— Никакой он не кумир, просто большой ребенок, и ты, кстати, тоже, — вздохнула я. — Послушай, он, конечно, тот еще гусь, тут я с тобой совершенно согласна. Но ты ведь ведешь утреннюю передачу, которую на прошлой неделе обошел по рейтингам даже повтор сериала тридцатипятилетней давности по Ти-ви-ленд.

— Не может быть! — усомнилась Колин, но по голосу было слышно, что она вот-вот сдастся.

— Поэтому, к сожалению для тебя и к еще большему сожалению для меня, нам придется научиться с ним уживаться. Он может быть кем угодно, но он — наша последняя надежда. Поэтому предлагаю тебе поступить по-мужски и пойти к нему первой.

Во взгляде, которым она меня удостоила после предложения вести себя по-мужски, читалось, что она уже перевидала на передаче с полдюжины ведущих-мужчин и что много чести оказывать любезность человеку, который ведет себя хуже малого ребенка.

— Отлично сказано, — похвалила Колин. — Но я все равно туда не пойду. Придумай что-нибудь еще.