Но здесь взгляд ее встретился с переполненными тревогой глазами Андрея, и она осеклась, устыдившись своего эгоизма.

«Нет, нет, — тут же подумала Ляна. — Нельзя мне сейчас уезжать. Я должна спасти этого человека. В своем горе я стала бесчувственной, безразличной».

Она сделала над собой усилие и, печально улыбнувшись, сказала:

— Только вряд ли я так быстро найду коня. Я даже не знаю того человека, которому отец оставил его.

Арсеньев облегченно вздохнул.

— Мы вместе поищем. Я помогу тебе, — скрывая неуместную на кладбище радость, поспешно произнес он.

* * *

Несмотря на трагичность прошедших дней, Андрей был счастлив — Ляна вторую неделю жила в их доме. И хотя он разрывался между службой и обязанностями заботиться о двух женщинах, одна их которых тяжело больна, а другая беспомощна в незнакомом ей мире, да к тому же не оправилась еще от тяжелого потрясения, все же эти недели были самые прекрасные в биографии Андрея. Жизнь для, него теперь приобрела неведомый до этого смысл.

Ляна, окруженная его заботой и нежным вниманием, постепенно стала выходить из задумчивого оцепенения и откликаться на вопросы своего опекуна, который упорно старался отвлечь ее от грустных мыслей и под любым предлогом втянуть в нейтральную беседу.

Когда ему, наконец, это удалось, он совершил для себя приятное открытие: Ляна оказалась на удивление интересным собеседником. Ее суждения о жизни, о Мире были интересны и необычны. Девушка смотрела на все вокруг взглядом, совершенно отличным не только от ее сверстниц, а может быть, и вообще от взглядов современников.

Открывая внутренний мир возлюбленной, Андрей еще больше привязывался к ней. Всего за две недели жизни Ляны в его доме она стала для него необходимостью. В те ночи и вечера, которые Арсеньев, совершая патрульные вылеты, проводил на чужих аэродромах, оставляя Ляну одну, он ощущал тревогу и острую нехватку общения с этой удивительной девушкой.

К его чисто мужскому подсознательному восприятию ее красоты добавилось восхищение умением Ляны по-новому, не так как все, взглянуть на любой вопрос. Его поражала ее способность из того, что казалось Андрею мелочью, неожиданно вывести универсальную жизненную философию, и наоборот, — серьезные и на первый взгляд неразрешимые проблемы быстро превратить в рядовую бытовую пустяковину. Он никак не мог понять, откуда в этом юном, не получившем образования создании столько ученой мудрости.

Вначале суждения девушки просто изумляли Арсеньева, казались беспочвенными, надуманными, порой наивными и даже чудаковатыми, но через некоторое время он понял основы мировоззрения Ляны: не нужно ничего усложнять до состояния неразрешимости и в то же время нельзя даже самый ничтожный поступок, самое малое явление считать мелочью, потому что оно необходимо в цепи других поступков и событий и без него разорвется живая нить причинно-следственных связей. В общем, перед вечностью все явления равны.

По этим принципам и жила Ляна. Все, как у Пушкина: «добро и зло приемли равнодушно…» Андрей был очарован такой жизненной позицией и помимо пылкой влюбленности уже испытывал к девушке и дружеские чувства. Теперь уже он не мог представить себе, что она когда-то уедет и оставит его дом. От этой мысли у Андрея начинало саднить в груди, и волна отчаяния захлестывала его душу. С мыслью о предстоящей разлуке он засыпал и просыпался. Эта страшная мысль отныне преследовала его постоянно.

Однако отношения их находились в самых строгих рамках. Ляна после утраты отца и Мариулы перестала обнаруживать признаки влюбленности. С Андреем она была нежна, но эта нежность была скорее дружественной, чем женственной.

Андрей же «болел» любовью со всеми атрибутами этого серьезнейшего недуга: он потерял аппетит, стал рассеян и задумчив, часто и беспричинно улыбался, переполненный тревожной радостью, которая наполняла все его существо, смешиваясь с холодом полынно-горькой грусти, но даже эта удивительная грусть была счастливой.

Доводящая до отчаяния мысль о предстоящей разлуке, которая казалась Андрею неизбежной, но в которую он в глубине души все же не верил, с каждым днем становилась все более и более невыносимой, вызывая думы, несущиеся по кругу, как цирковые лошади.

«Как? Как удержать мне Ляну рядом с собой? Почему она перестала смотреть на меня так, как делала это раньше? Неужели у нее нет ко мне никаких чувств? Но если я ей безразличен, почему же она перестала заговаривать о своем таборе, не упоминает об отъезде? Что-то же заставляет ее оставаться возле меня?»

* * *

Через некоторое время, возвращаясь вечером домой, Арсеньев начал заставать девушку за изучением старинных книг и гаданием. Вновь и вновь обращалась она то к старинным фолиантам, то к картам с одним и тем же вопросом: как избежать безжалостного рока? Но каждый раз гадание давало различные, противоречивые результаты, словно судьба укрыла глубоким туманом свой прихотливый и загадочный путь.