Булгаков Михаил Афанасьевич
Шрифт:
А не думает ли барин жениться?
Н. В. Гоголь. ЖенитьбаЖелезнодорожник Валентин Аркадьевич Бутон-Нецелованный, человек упорно и настойчиво холостой, явился в административный отдел управления и вежливо раскланялся с провизионным начальством.
— Вам чего-с? Ишь ты, какой вы галстук устроили — горошком!
— Как же-с. Провизионочку пришел попросить.
— Так-с. Женитесь.
Бутон дрогнул:
— Как это?
— Очень просто. ЗАГС знаете? Пойдете туды, скажете: так, мол, и так. Люблю ее больше всего на свете. Отдайте ее мне, в противном случае кинусь в Днепр или застрелюсь. Как вам больше нравится. Ну, зарегистрируют вас. Документики ее захватите, да и ее самое.
— Чьи? — спросил зеленый Бутон.
— Ну, Варенькины, скажем.
— Какой… Варенькины?..
— Машинистки нашей.
— Не хочу,— сказал Бутон.
— Чудачина. Желая добра тебе говорю. Пойми в своей голове. Образ жизни будешь вести! Ты сейчас что по утрам пьешь?
— Пиво,— ответил Бутон.
— Ну, вот. А тогда шоколад будешь пить или какао!
Бутона слегка стошнило.
— Ты глянь на себя в зеркало Управления Юго-Западных железных дорог. На что ты похож? Галстук, как бабочка, а рубашка грязная. На штанах пуговицы нет,— ведь это ж безобразие холостяцкое! А женишься,— глаза не успеешь продрать, тут перед тобой супруга: не желаете ли чего? Как твое имя, отчество?
— Валентин Аркадьевич…
— Ну, вот, Валюша, стало быть, или Валюн. И будет тебе говорить: не нужно ли тебе чего, Валюн, не нужно ли другого, не нужно ли тебе, Валюша, кофейку, Валюше — то, Валюше — другое… Взбесишься прямо!.. То есть что это я говорю?.. не будешь знать, в раю ты или в Ю.-З. же-де!
— У ней зуб вставной!
— Вот дурак, прости Господи. Зуб! Да разве зуб — рука или нога? Да при этом ведь золотой же зуб! Вот чудачина, его в крайнем случае в ломбард можно заложить. Одним словом, пиши заявление о вступлении в законный брак. Мы тебя и благословим. Через год зови на октябрины, выпьем!
— Не хочу! — закричал Бутон.
— Ну ладно, вижу, вы упрямец. Вам хоть кол на голове теши. Как угодно. Прошу не задерживать занятого человека.
— Провизионочку позвольте.
— Нет!
— На каком основании?
— Не полагается вам.
— А почему Птюхину дали?
— Птюхин почище тебя, он женатый!
— Стало быть, мне без провизии с голоду подыхать?
— Как угодно, молодой человек.
— Это что же такое выходит,— забормотал Бутон, меняясь в лице.— Мне нужно или жизни лишиться с голоду, или свободы моей драгоценной?!
— Вы не кричите.
— Берите! — закричал Бутон, впадая в истерику,— жените, ведите меня в ЗАГС, ешьте с кашей!! — и стал рвать на себе сорочку.
— Кульер! Зови Вареньку! Товарищ Бутон предложение им будет делать руки и сердца.
— А чего они воют? — осведомился курьер.
— От радости ошалел. Перемена жизни в казенном доме.
Михаил
«Гудок», 28 апреля 1925 г.
Буза с печатями
— Придется мне к месту моего жительства ездить,— сказал младший агент охраны Уткин Василий,— видно, не миновать мне начальству писать прошение.
Уткин Василий вооружился химическим карандашом и начертал некрасивыми буквами такое:
начальнику 2-й команды 3-го района
охраны грузов Сев.-Зап. ж. д.
Товарищ начальник, прошу вашего ходатайства о выдаче мне сезонного проездного билета от станции Медведево — места моей службы — до ст. Едрово — местожительства.
Младший агент охраны грузов
Уткин ВасилийВзяв с собой произведение своей руки, Уткин Василий отправился в Едровский сельсовет и сказал председателю:
— Заверь мне, милый человек, заявленьице!
Председатель сельсовета жидким чернилом на обороте уткинского произведения написал так:
Подпись руки Василия Уткина Едровский сельсовет удостоверяет.
Председатель ВасячкинЗасим Уткин Василий направился в волостной исполком и вышел из него, имея на своей бумаге еще одну приписку, пониже на две строчки:
Изложенное и подпись предсельсовета Васячкина Едровский ВИК удостоверяет.
Предвика (подпись неразборчива) Секретарь (подпись совершенно неразборчива)Кроме того, на бумажке Уткина Василия помещались две печати: одна в левом верхнем, другая — в правом нижнем углу. Печати были очень красивые, круглые, синие, и в центре их помещалась закорюка, отдаленно напоминающая изображение серпа и молота.
— К кому бы еще пойти заверить? — рассуждал сам с собой Уткин Василий.— Впрочем, больше ни к кому не надо. Подписей достаточно, и парочка печатей. Правда, ни один леший не разберет, что на этих печатях, но это все равно.