Шрифт:
— Я уже не знаю, какая та, какая не та! Даже кровать перед сном и так, и эдак верчу, чтоб встать с утра весёлым и добрым, но никакого толку, — пожаловался Нолличек. — Может, у меня кровать не та? И простыни на ней все в дырках, как решето. Вот, полюбуйся! — Король вытащил из кармана ветхую-преветхую простыню, и она прямо на глазах рассыпалась в прах.
— Теперь ты полюбуйся! — Нянька запустила руку в бельевой шкаф и вытащила оттуда ещё одну дырчатую простыню — родную сестру первой. — И на это полюбуйся! — Нянька извлекла рваную наволочку, — И на это! И на это! И на это! — Она швыряла сверху полотенца, скатерти, салфетки, и дырок в них было больше, чем звёзд на небе. — Так-то, дорогуша! Меня дырками не удивишь.
— Нянюшка, это же позор! — воскликнул король.
— Конечно, позор!
— Надо немедленно купить новые!
— Где, скажи на милость? Во всей стране полотна не сыщешь.
— Я велю Садовнику выращивать вместо колокольчиков лён, — немедленно решил Нолличек.
— Льна-то полным-полно! — сказала Нянька. — Льна предостаточно! Ну-ка, сними меня отсюда!
Нолличек бережно опустил маленькую старушку на пол, и она распахнула дверцы огромного шкафа.
— Гляди!
Король увидел, что шкаф до отказа забит льном.
— Так за чем же дело стало? — недоумённо спросил Нолличек.
— Кому прясть-то?
— Девицам, — сказал Нолличек не раздумывая.
— Много ты об девицах понимаешь! — усмехнулась Нянька. — Девицы теперь никудышные стали: крали расфуфыренные да бездельницы криворукие.
— Тогда ты спряди, Нянюшка! Ты же была когда-то лучшей пряхой в округе!
— Была, да сплыла, — печально промолвила Нянька. И вдруг щёки её сморщились, губы задрожали, и Нянюшка, плюхнувшись на выпавшую из буфета кипу льна, горько разрыдалась. — Минули мои золотые денёчки, прошла жизнь…
Нолличек совершенно не выносил женских слез. Он подхватил свою крошечную Няньку на руки и, усевшись с нею на стул, стал качать и баюкать, как ребёночка:
— Ну, Нянюшка, ну не плачь, ну, милая, — дам калач…
— Ещё бы, — горестно всхлипывала Нянька, — постареешь с тобой. Что с маленьким, что с большим — забот полон рот.
— Ну-ну, будет, не плачь, я уже паинька, примерный мальчик…
— Как же, примерный — до завтрашнего утра. Ох, чует моё старое сердце, недолго мне осталось, приму я смерть через твои безобразия!
— Клянусь, я тебе больше никаких забот не доставлю!
— Тебе так кажется, — снова всхлипнула старушка.
— Но, Нянюшка, что же нам делать?
— Женить тебя надо, вот что.
— Женить?
— Точно! Женись-ка ты, голубчик, побыстрее да свали обузу с моих старых плеч.
— Хорошо, Няшошка, женюсь, честное слово — женюсь! — Нолличек готов был пообещать что угодно, лишь бы старушка перестала плакать. А она и впрямь перестала: сидит у него на коленях, по обыкновению, бодра и деловита.
— Женишься! Отлично! Только не вздумай сам невесту выбирать — непременно выберешь кралю или криворучку. Знаю я тебя.
— Я, Нянюшка, возьму в жёны лучшую в Норфолке пряху, — воскликнул Нолличек. — Чтоб тебе угодить.
— Очень ты часто думаешь о том, чтоб мне угодить, Нет у меня в твои слова веры. И жену ты выберешь на свой вкус, а ие на мой.
Король Нолличек обвел рукою ломившийся от льна шкаф.
— Я выберу ту, которая спрядет этот лён.
Нянька живо соскочила с его острых коленок и вскричала:
— Вперёд! Скорее!
— Куда?
— Искать её!
— Кого? Невесту?
— Ту единственную в Норфолке девушку, которая сможет спрясть этот лён.
Глава VI. МАМАША КОДЛИНГ ВНЕ СЕБЯ
— Кородева норфолкских беляшей! Королева норфолкских беляшей! — звенели голоса в Доллечкином сне.
А заснула она даже крепче обычного, поскольку по телу разливалась приятная сонная сытость. Мамаша Кодлинг, вернувшись с дрожжами от пекаря, застала Долл возле печки — дочка спала, свесив голову на грудь. Больше на кухне никого не было, хотя время близилось к обеду. Мамаша Кодлинг положила сумку на стол и громко спросила:
— Мальчики с поля подошли?
— Нет, маманя, — очнулась Доллечка.
— А Полл с рыбой?
— Нет ещё, мамань.
— А беляши в печке подошли?
Долл поднялась и приоткрыла дверцу:
— Нет ещё, мамань.
— А пора бы, — заметила Мамаша Кодлинг, развязывая ленты на подбородке. — Ладно, ещё пять — минут-подождём.
Мамаша Кодлинг принялась накрывать к обеду.
— Ну, а сколько мотков ты спряла? — спросила она. — Небось ни единого.