Шрифт:
– Да, я сейчас впущу вас.
Сначала она сняла цепочку, которой предусмотрительно замыкала дверь, а потом открыла замок. Дама прошла в квартиру.
– Здравствуйте. Как вы себя чувствуете?
– Вы тоже хотите положить меня в больницу? – спросила Анна Григорьевна.
Дама покачала головой:
– С чего вы вяли? И почему тоже? Кто еще желает этого?
– Мой сын, – призналась Захарова.
Женщина кивнула:
– Правильно. Ему утомительно даже интересоваться вашим здоровьем. А я пришла именно для этого, и другой цели у меня нет. Можно я пройду в комнату? Я ехала с другого конца города. Неужели вы даже не угостите меня чаем? Я даже привезла с собой торт, ваш любимый.
Анна Григорьевна действительно любила сладкое, особенно торт «Питерский».
– Я как раз поставила чайник, – сказала она. – Проходите на кухню. Потом вы хотите пригласить меня погулять?
Гостья покачала головой:
– Нет, гулять мы сегодня не будем. Давайте попьем чайку с тортом.
– Хорошо, – Анна Григорьевна налила в кружку кипятку и добавила заварки. – Если вам не очень крепкий…
Дама взяла кружку:
– Достаточно. Скажите, к вам не приходила полиция?
– Приходила, – Захарова стала резать торт. – Они спрашивали про вас. Я даже не знаю, зачем им понадобились вы. Ведь я сказала им так, как вы мне советовали, – то есть правду. Я ведь убила своих мужей. Но этого им было недостаточно. Они утверждали, что вы меня настраивали на ложь.
– Почему же вы не рассказали им про меня? – поинтересовалась дама.
– Потому что я забыла про вас, – призналась женщина. – У меня это вылетело из памяти. Как вас зовут? Я тоже забыла.
Гостья почему-то не ответила.
– И они вас отпустили… А что сказали на прощанье?
Захарова поморщилась:
– Тоже не помню. У меня были такие трудные дни…
– Вот поэтому я и пришла навестить вас, – голос женщины звучал вкрадчиво. – Вы выпьете чаю, съедите кусочек торта и пойдете спать. Иначе завтра вы будете совсем больной, и вас снова заберут с больницу. А вам же этого не хочется? Уколы такие болезненные…
Анна Григорьевна кивнула:
– Да, уколы очень болезненные… А не делать их нельзя, правда?
– Правда, – подтвердила гостья. – Голубушка, я вижу, у вас стоит сахарница на полке. Дайте мне, пожалуйста. И лимон, если не жалко.
– Конечно, не жалко, – Захарова встала и повернулась к ней спиной. Дама тут же достала из сумки какой-то пузырек и вылила его содержимое хозяйке в кружку.
Анна Григорьевна нарезала лимон тонкими ломтиками.
– Мой первый муж любил, когда я так резала лимон, – она поднесла руку ко лбу. – Интересно, за что я его убила? Вы не помните?
Гостья покачала головой:
– Какое это имеет значение? Лучше пейте чай.
Захарова кивнула, сделала большой глоток и поднесла ко рту ложку с кусочком торта:
– Спасибо за угощение.
– Торт попался суховатый, – сказала гостья. – Запейте, а то он застрянет в горле.
Захарова послушно глотнула еще и откусила небольшой кусок. Ее рука, державшая ложку, задрожала.
– Мне плохо, – пожаловалась она. – Что-то вдруг стало знобить. И я не могу проглотить этот кусок. А теперь закружилась голова и тяжело дышать.
Гостья вскочила и помогла ей подняться:
– Пойдемте, я уложу вас в постель. Это пройдет.
Анна Григорьевна еле передвигала ноги. Перед глазами все плыло. Она задыхалась. Дама помогла ей лечь в постель, а сама вышла из комнаты в кухню. Она знала: скоро начнется агония. А еще она знала, что слишком рисковала, оставаясь в квартире и не торопясь уйти. Однако по возможности нужно было замести следы. Да и окончания этого мероприятия оставалось ждать недолго. Пока из комнаты доносились тяжелые вздохи и стоны, она стояла у окна и равнодушно смотрела на машины. Когда Захарова затихла, женщина прошла к ней и, надев перчатки, пощупала артерию на шее. Пульс не бился.
– Прощай, дорогая, – сказала гостья и направилась в кухню. Вскоре вся посуда была тщательно вымыта, а отпечатки пальцев стерты. Едва женщина успела покинуть квартиру, как на пороге появился Леонид Сомов. Открытая дверь явилась для него сигналом беды, и он без звонка рванул в квартиру. Увидев на кровати бездыханное тело, он стал звонить начальству.
Глава 25
Петя сидел в кабинете Киселева, последний нервно перебирал пальцами и даже не притрагивался к своему любимому чаю. Костя примостился напротив и выглядел бледнее обычного. Стрелки часов приближались к двенадцати ночи, но никто и не думал ехать домой. Скворцов с горечью воспоминал о дочери, которую сегодня видел утром, и то мельком. Дело черной вдовы оказалось труднее, чем они думали в самом начале.
– Михалыч изучает сразу два трупа вместо одного, – проговорил Павел. – Страшный день. Этот ужас когда-нибудь кончится?
– Мы сами виноваты в ее смерти, – заметил Скворцов. – Ну почему мы решили, что ей ничего не угрожает? Ведь говорил же главврач Пете: у нее бывают ремиссии. А это значит: она могла вспомнить, кто внушал ей мысли о черной вдове. – Он повернулся к Прохорову: – А у тебя есть что добавить?
Петя кивнул:
– У нас с Леонидом не осталось сомнений, что убийство Игната совершила Зинаида. На столе в столовой мы нашли женскую косметичку с отпечатками ее пальцев. Сами посудите, женщина никогда не оставит на столе косметику, если не покидает квартиру в спешке. Кроме того, фотография этой Зинаиды лежала у него в блокноте. Вся квартира в ее отпечатках пальцев. Пальчики ее брата мы тоже нашли, но в кухне.