В небе ярко светила полная луна, а звезды рассыпались по темно-синему южному небу, словно сверкающие осколки елочных игрушек. Черные силуэты огромных камней принимали причудливые формы на фоне неба и моря, кидающего белые пенные перья прямо на голые скалы.

Неожиданно прямо перед нами выросли мощные стены громадного сооружения. Строение казалось столь величественным и грозным, что у меня вырвалось тихое «о-го!».

– Это сторожевая башня, – ответил на мой невысказанный вопрос Филипп де Кассар, продолжая двигаться вперед. – Один из многочисленных следов пребывания здесь Мальтийского ордена. Ее построили при Великом Магистре де Виньякуре, который надеялся, что она будет служить маяком и предупреждать об опасности гарнизон, охраняющий Комино и канал Гозо.

– Откуда вы знаете, в каком направлении идти? – спросила я, оглядываясь на Робера.

– Аркон навел справки, – коротко ответил молодой человек. – Здесь трудно заблудиться, сама видишь.

Наконец впереди я заметила плетеную изгородь, увитую плющом. За ней просматривался силуэт домика, в одном из окон которого горел свет. Я сразу сообразила, что он не электрического происхождения – скорее всего, помещение освещалось керосиновой лампой.

Мы вошли в покосившуюся калитку. Подойдя к дому, Макфейден постучал в дверь деревянным молоточком, свисающим с косяка. За дверью раздались быстрые шаги. Она распахнулась, и на пороге возникла женщина средних лет невысокого роста, одетая в потрепанные джинсы и клетчатую рубашку.

Она произнесла пару фраз с вопросительной интонацией, я не поняла ни слова. Язык, на котором говорила женщина, был мне абсолютно незнаком. Он походил на арабский, с тем же набором мягких, быстро произносимых звуков. Очевидно, это мальтийский, решила я. К моему удивлению, Лиам-Аркон ответил женщине на том же языке, и я разобрала лишь два слова – «Агата Микаллеф». Хозяйка домика окинула изумленным взглядом крупную фигуру доктора, затем сказала по-английски:

– Здесь нет никакой Агаты Микаллеф. Кто бы вы ни были, уходите. Агата Микаллеф давным-давно здесь не живет, и я понятия не имею, как ее найти!

Слова женщины прозвучали резко, если не сказать – грубо. Совершенно очевидно, она считала разговор оконченным.

– Простите за поздний визит, – мягко сказал Макфейден. – Мы не хотели вас потревожить.

Нам не оставалось ничего другого, кроме как развернуться и направиться к «Маркизе». Я не ожидала, что поездка на Комино закончится столь быстро. Проходя мимо окон дома обратно к калитке, я заметила, что занавеска на одном из них слегка зашевелилась.

Обратно мы двигались в полной тишине, и я с тоской размышляла о том, что же теперь делать. Внезапно позади раздались быстрые шаги. Я обернулась. По каменистой тропинке спешила та самая женщина, которая десять минут назад не очень вежливо попросила нас убираться.

– Идемте со мной, – сказала она. Голос ее звучал напряженно, но вполне дружелюбно. – Бабушка хочет вас видеть. Я – Роза Микаллеф.

Не задавая вопросов, наш небольшой отряд развернулся и вновь зашагал в сторону домика. Отворив дверь, Роза пропустила нас вперед, а потом вошла сама, закрыв дверь на тяжелую металлическую задвижку.

На столе в комнате ярко горела керосиновая лампа, а рядом в плетеном кресле-качалке сидела старая, очень старая женщина. Ее ноги были заботливо укутаны клетчатым пледом.

При виде посетителей старушка медленно стала подниматься с кресла, и плед соскользнул на пол. Роза тут же подбежала и подняла его, что-то сказав. Старушка только отмахнулась от нее и, с трудом передвигая ногами, направилась туда, где стоял Макфейден. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она поравнялась с ним. По сравнению с доктором старая женщина казалась прямо-таки крошечной. Она задрала голову и подняла руки, узловатыми пальцами дотронувшись до лица доктора. Потом она тихо пробормотала несколько слов, и доктор, кивнув, ответил по-мальтийски.

Через несколько минут все расселись вокруг небольшого стола. Роза засуетилась, поставив на плиту кофейник.

– Бабушка не говорит по-английски, – сказала она. – Я буду переводить. Во-первых, простите, что прогнала вас, – я не знала, кто вы такие. Агатой Микаллеф интересуются не впервые, но она ни с кем не соглашалась разговаривать до этого дня.

– Почему же согласилась на этот раз? – поинтересовался Филипп.

– Потому что увидела лицо вашего товарища, – и Роза кивнула в сторону Макфейдена. – Она узнала его.

Старушка заговорила, а Роза перевела:

– Он очень похож на человека, которого бабушка знала много лет назад, во время войны. Ее муж вытащил из прибоя раненого человека в форме офицера военно-морского флота.

– Это был мой дед, – внезапно севшим голосом произнес Макфейден. Роза перевела бабушке его слова, и старушка закивала, улыбаясь.

– Он находился в очень плохом состоянии, – продолжала переводить Роза. – Дедушка с бабушкой думали, что раненый не выживет, но он оказался сильным и стал поправляться. Его звали Пьер, и он тоже говорил по-мальтийски. В отличие от бабушки, дед знал английский, даже умел писать на нем.