Шрифт:
Дубинка легонько ударила Сергея Ивановича под лопатками. Легонько ударила, а у него все тело заныло. Теперь уже от страха. Черт знает, что на уме у этой чертовой девки! Возьмет вот ему и черепок проломит. С нее станется, она всегда казалась ему сумасшедшей.
– Сядь!
Металлический наконечник дубинки опустился на край дивана. Сергей Иванович послушно сел, сдавил коленками подрагивающие старческие ладони. Вспомнил, как ныла душа у него за завтраком. Понял теперь, что чувствовала его душа, все чувствовала.
– Есть разговор. – Она села напротив на стул, закинула ногу на ногу. Принялась поигрывать дубинкой, легонько тюкая ею по голенищу своего сапога.
– Говори, раз пришла. Я слушаю.
Он раздвинул губы в улыбке, хотя внутри все дрожало от страха. Ее улыбка внушала ему ужас. Дикий, первобытный, от которого хотелось визжать, забившись в дальний темный угол, и не выходить оттуда, пока все не закончится.
– Ты мне должен, в курсе?
Он согласно мотнул головой. Раз она так считает, пусть так и будет.
– О-очень много должен, за то, что недолюбил, за то, что…
У нее вдруг сдавило горло спазмом, и голос сел до сипа. И глаза наполнились слезами, видимо, от жалости к себе – сволочуге. Она запрокинула голову назад, и светлые кудряшки рассыпались по плечам и спине. Быстро справилась со слабостью, которая его, спору нет, порадовала.
– Согласен?
– Да. Недолюбил, – кивнул он еще раз.
– Отлично, папа! – Она озорно и незнакомо сверкнула в его сторону глазищами. – Тогда ты понимаешь, что пришло время платить по счетам?
– Понимаю, – осторожно согласился он, и душа снова заныла.
Все ведь сейчас выпотрошит, гадина! Все вытащит из него, все до копейки, все до цента! Ему его сбережения душу грели! В самый тяжелый час вспомнит, бывало, о накоплениях и тут же радуется. Ему бедная старость не грозит, он побираться не станет.
А чего же теперь-то? Теперь он будет нищ и гол, как сокол?!
– Если понимаешь, плати! – предложила она и выразительно потерла перед его носом большим и указательным пальчиками.
– Сколько? – еле выдавил из себя Сергей Иванович и понял вдруг, что трясется всем телом, как лист осиновый на ветру. – Сколько ты хочешь?
– Я хочу все, папа! – и она рассмеялась звонко, раскатисто, как могла смеяться только ее мать.
– Все?
– Все!
– А… А все – это что?!
– Ты должен переписать на меня эту квартиру – раз! Ты должен оформить на меня дачу – два! Ты должен… Думаешь, я не знаю, что у тебя есть деньги?!
– Квартира… Дача… Деньги…
Он еле шевелил губами, повторяя за ней по пунктам ее ужасные требования.
– Я не ослышался? Ты хочешь загрести все?!
– Не ослышался! Все!!!
– А… а как же Мишка?! Он-то как же?!
– Мне твой Мишка по барабану, понял!!!
Ее голос набрал обороты, сделался противным, неузнаваемым. Нет, нет, о чем он? Голос-то как раз стал невероятно похожим на карканье ее мамаши. Та всегда так каркала, когда что-то ему предъявляла. А предъявляла она почти всегда, ворочаться ей, суке, в гробу!!!
– Надо поровну… дочка, – понизил голос Сергей Иванович. – По справедливости.
– Что?! Что ты сказал?! Справедливость??? Я не ослышалась???
Она вскочила на ноги, подлетела к дивану, на котором он горбился. И прежде чем опустить тяжелую резиновую дубинку с металлическим наконечником ему на голову, дважды ударила по дивану, почти задевая его ляжки.
По голове она его ударила несколько раз. Сильно, с оттяжкой. Ему было очень больно, и он подумал, падая на пол, что ничего этой суке не достанется, если он помрет. Ничего! Он давно уже завещал все свое добро Мишке. Давно! Единственное, о чем в дикой тревоге всколыхнулось напоследок его сердце, – это деньги.
Если эта гадина найдет его схрон, она заберет все! Все до копейки, все до цента, все до последней денежки. А там много, слишком много для нее одной…
Глава 8
Лидочку трясло, когда она поддерживала под руку своего Мишаню возле больницы. Трясло, когда она вытирала ему слезы с потного полного лица.
– Мишаня, милый, ну успокойся, он старый человек, – шептала она, едва владея языком и губами.
Рот одеревенел. У нее даже губы не шевелятся! Может, у нее микроинсульт? Мысль скользнула в голове отвратительной гадиной, сползла за воротник черной кожаной курточки, забралась под ремень джинсов и свела коленки судорогой. Она сейчас упадет! Упадет в обморок! И Мишка сразу переполошится еще больше, а когда придет в себя, то задастся вопросом: с чего это нежеланная нелюбимая будущая невестка так о свекре своем будущем печется?! Уж не она ли приложила руку к его голове?!